Из протокола допроса
<…> Незадолго до Октябрьской революции, уже во время «керенщины», в Ленинграде было основано мистико-философское общество под наименованием «Общество соборной премудрости», одним из основателей которого был я. Среди основателей общества были Елагин Н.А. (ныне сосланный), Орбели, Баумгартен Евгений Евгеньевич (ныне умер), Лотин (имя и отчество мне неизвестны), Данзас (умерла).
Общество имело пребывание в здании Екатерининского института на набережной Фонтанки, с разрешения начальницы института собирались в гимнастическом зале того же института.
В этом обществе принимали участие священник Философов (имени и отчества не знаю), бывший в то время епископ могилевский католический (фамилии, имени отчества не знаю). В состав этого общества входили священники православные и католические — кто именно, я уже не помню.
Деятельность общества: объединение православной и католической церквей на основе мистико-философских воззрений, но без всякой политической окраски.
С приходом Октябрьской революции общество это прекратило свое существование, так как большинство членов его, в том числе и я, ушли из общества.
Одной из самых известных деятелей «Союза соборной премудрости» была Юлия Николаевна Данзас (1879–1942) — историк религии, теолог, религиозный и общественный деятель, член Философского общества при Петербургском университете. В начале 1920-х годов она перешла в католичество, приняла монашеский постриг, но вскоре была арестована и осуждена на десять лет лишения свободы в числе других петроградских католиков. Ю.Н. Данзас отбывала срок на Соловках и на строительстве Беломорканала, освобождена в 1932 году по ходатайству А.М. Горького. По-видимому, Г.Ю. Бруни не был осведомлен о ее освобождении и дальнейшей судьбе и во время допроса считал Данзас погибшей. Между тем она прожила еще десять лет в Германии, Франции и Италии и умерла в Риме в 1942 году.
Евгений Евгеньевич фон Баумгартен (1867–1919) — архитектор, архитектурный критик. В 1891 году окончил высшее художественное училище при Академии художеств. Преподавал в Институте инженеров путей сообщения, Петербургском технологическом институте, на Женских политехнических курсах. Возглавлял строительное бюро «Е.Е. Баумгартен — А.М. Гусев». Среди построек: новый корпус Института инженеров путей сообщения, надгробие В.Ф. Габерцеттеля на Волковском кладбище и т. д. Приобрел известность благодаря историко-критическим статьям, посвященным классицизму и модерну в России, а также проблемам взаимодействия архитектуры и общества.
Могилевским католическим епископом в 1917–1919 годах был Эдуард Юльевич Ропп (1851–1939). Гайдебуров Павел Павлович (1877–1960) — актер, режиссер, поэт, театральный критик. Об участниках Елагине Н.А. и Лотине ничего найти не удалось.
О каком из братьев Орбели — Иосифе, Леоне или Рубене — идет речь в показаниях Г.Ю. Бруни, установить не удалось. Вполне вероятно, что о Леоне — он любил ходить к старцу в Вырицу и был очень набожным. Но это лишь наше предположение.
После распада «Союза соборной премудрости» Г.Ю. Бруни продолжали занимать вопросы религиозной философии и мистики. Однажды в начале 1920-х годов он познакомился с масоном Б.В. Ватсоном
[165], недавно окончившим кинотехникум и принимавшим участие в съемках кинофильмов «Чудотворец» (1922), «Скорбь бесконечная» (1922) и «Красные партизаны» (1924).
Я столкнулся с масонством на чисто исторической почве. Желая углубить свои знания, я, познакомившись в киностудии с Б.В. Ватсоном, и слышавши о масонстве, и рассматривая его предметы, приносимые в студию в портфеле, выразил желание ближе ознакомиться с ним и был приглашен утром на его квартиру по Малой Московской. Рассматривал его вещи. Он предложил мне вступить в ложу. Обряд состоялся, и я сделался «товарищем мастера». Ватсон мне предложил за это уплатить за свет. Я отказался в мягкой форме. Тогда он предложил мне за уплату угощения сделать меня «мастером». Я наотрез отказался. В день регистрации РКП
[166] я получил извещение, что я в проскрипционном списке, на что я обрадовался и совсем отошел от желания объединения с масонством. В это время, когда я был в таком общении с Ватсоном, ко мне зашел Н. Сверчков, который просил познакомить с кем-либо из масонов. Я это исполнил, взяв с него слово не вступать в какие-либо сношения с ними
[167].
Художник Николай Георгиевич Сверчков (1898–?) служил на Фарфоровом заводе в Петрограде и в Художественно-промышленном техникуме. Впервые арестован в 1926 году по «Делу масонов». Выслан в Нарымский край на три года. По возвращении жил в Новгороде, откуда вновь был выслан сроком на три года в апреле 1931 года. Во время войны перешел на сторону немцев, занимал высокие административные посты в нескольких оккупированных городах. После окончания войны жил в Австрии.
Следствие по «Делу масонов» стало первым прямым столкновением Г.Ю. Бруни с чекистами, и оно обошлось для него сравнительно благополучно. Но через пять лет его имя всплыло на допросе поэта А.И. Введенского в связи с делом обэриутов:
К нашей группе, как к активному в антисоветском плане ядру, примыкали различные лица из среды гуманитарной интеллигенции, политически близкие нам по своим антисоветским и мистическим настроениям. Из названных лиц могу назвать следующих: Калашникова Петра Петровича, на квартире которого происходили систематические сборища, сопровождаемые развратными оргиями, Бруни Георгий Юльевич, художник Эйснер Алексей Петрович, проживающий по Октябрьскому проспекту, Воронич, Лорис-Меликов, художницы Порет и Глебова, работающие в области детской литературы и определяемые как приспособленцы в своем художественном творчестве, художница Сафонова Елена Васильевна, на квартире которой происходят сборища антисоветских лиц, Лихачев Иван Алексеевич и другие
[168].
Фамилия Бруни упомянута здесь только вскользь, но на следующий год, весной 1932-го, настал и его черед. В Ленинграде разворачивалось очередное дело, направленное против интеллигенции.
Из дополнительных показаний
<…> В 1925 г. на концерте, устроенном в бывшем здании реального училища на 12-й линии Васильевского острова, я познакомился с артисткой Любовью Юльевной Моор, женой врача Вильгельма Рудольфовича Моора. В доме я встретил Ватсона и доктора Зиккеля. Как известно, Ватсон имел связь с католическими и неокатолическими кругами. В доме у Моор я узнал от Юлии Моор, что у них в доме бывает б. адмирал Михаил Беклемишев, с которым я встречался в обществе «Соборной премудрости». Он меня просил еще ранее, до моего знакомства с Моорами, перевести с французского катехизис неокатоликов. Узнав по содержанию некоторых глав об общности с масонством, я в переводе ему отказал, отослав книгу. Бывая у Моора, я убедился, что Любовь Юльевна окружает себя молодежью, которая собирается как бы для литературной цели. Среди молодежи я встречал: Фитингофа (имя и отчество не знаю), братьев Бронниковых — одного называют Михаилом Дмитриевичем Бронниковым (б. лицеист), Пестинского (имя и отчество не знаю), Приселкова (имя, отчество не знаю), ныне сосланного его племянника Приселкова (имя, отчество и фамилии не знаю) и некоего Михаила, с которым имел разговор о масонстве. Сам Моор чуждался молодежи, но беседовал с Беклемишевым. Пестинский (жил у Петра Петровича Калашникова, в настоящее время арестован) привел Калашникова в дом к Моорам. Калашников, в свою очередь, был хорошо знаком с католическими священниками, возглавляемыми французским аббатом Амудрю, настоятелем французской церкви на Ковенском переулке
[169].
