- Нет… - едва шевельнув губами, выдавила из себя Локуста.
- Ну вот и хорошо! Я не ненавижу тебя. Скорей, я могла бы даже полюбить. Но я не хочу, чтобы ты угождала желаниям Цезонии Милонии. Не хочу и не позволю!
Локуста откинулась на спинку софы и, выпятив губы, выдохнула. Мессалина продолжила:
- Я не так плоха. Во всяком случае, лучше, чем ты думаешь. Может быть, когда-нибудь я полюблю тебя, и тогда ты убедишься, что в мире нет более преданной подруги. Но пойми, покуда я бедна и никем не признана, я должна бороться с супругой могущественного Цезаря, а в этой борьбе мне нужно оружие против женщины, которая не по праву занимает место императрицы. И если я нагнала на тебя немного страха, то ты должна признать, что у меня просто не было другого выхода.
- Понимаю, - сказала Локуста, снова выпрямившись на софе.
- Я не желаю тебе зла, наоборот, хочу защитить от опасности, которая нависла над твоей головой, но…
- Ты же знаешь, что я ни в чем не виновата.
- Ах, брось! Кому нужны эти сказки? Но я буду с тобой, если ты тоже будешь поддерживать меня и мою борьбу против этой выскочки.
- Я буду с тобой, но только тайно.
- О боги, ну, конечно! Неужели ты подумала, что я потребую от тебя выйти на открытую войну против Цезонии Милонии? О нет, тут тебе придется проскользнуть между Сциллой и Харибдой!
[137]
- Хорошо, я согласна.
- Хочется верить в твои благие намерения. Но что ты скажешь завтра? Мы, женщины, так переменчивы в своих симпатиях. Ты ведь сочувствуешь Милонии, это сразу заметно. Но тебе следует перемениться к ней, и тогда…
- И тогда? - нетерпеливо перебила ее Локуста.
- Тогда я оставлю при себе все доказательства твоего злодеяния… точнее, многих злодеяний, потому что я собрала свидетельства о всех отравлениях, совершенных в последнее время. Как ты думаешь, они могут заинтересовать магистратов? Но я не желаю тебе зла и - клянусь жизнью моей обожаемой Оттавии! - не хочу причинять тебе вреда, а только лишь стараюсь защитить свое будущее. Карикл и Веций, обследовавшие труп Опсия, преданы мне. Они не скажут ничего, покуда я не подам им знак, чтобы они подтвердили наличие яда в теле убитого. Твой брат пока находится вне опасности. Он был у меня, и я научила его, как он должен вести себя, если его вызовет квестор. Преторы, эдилы и триумвиры тоже мои друзья. Я разговаривала с каждым из них, и они обещали до поры до времени хранить молчание. Даже один из самых приближенных к Цезарю либертинов будет исполнять мою волю, а я прикажу ему изгнать из головы императора даже малейший намек об отравлении Марка Опсия. Так что через пять-шесть дней все кривотолки об этой смерти сами собой улягутся, и о ней больше никто не вспомнит. Однако стоит тебе воспрепятствовать моим желаниям, как ты… Нет, ты не сделаешь этого, иначе ты будешь распята на кресте.
Локуста поднялась на ноги и, помолчав, тихо проговорила:
- Я твоя… Чего ты хочешь?
Мессалина не отвечала. Она устремила свой пронзительный взгляд в самые зрачки ворожеи, словно хотела прочитать все ее тайные мысли. Эти беспощадные глаза причиняли острую боль Локусте. Ей казалось, что два острых кинжала режут ее плоть.
- Тебе нужен яд, чтобы отравить Цезаря? - спросила колдунья, наконец, не выдержавшая этой пытки.
- Сохрани меня Зевс! - воскликнула ее гостья. - Ты сошла с ума!
- Божественный Гай мой племянник, - тотчас объяснила она, - и я люблю его. Как ты могла подумать, что я способна на такое злодеяние?
- Прости меня, почтенная Валерия. Я никак не могу прийти в себя и сама не знаю, что говорю. Но что же тебе нужно? Говори… Я исполню любое твое желание.
- О! Вот это уже разговор! - сказала Мессалина, взяв Локусту за руки. - Прежде всего я хочу, чтобы ты стала моей подругой.
И, еще раз взглянув на ворожею, задумчиво продолжила:
- Значит, договорились? Я защищаю тебя, а ты заботишься обо мне! И не думай сделать что-нибудь против моей воли! Я все вижу и все слышу: ты у меня в руках. Малейший признак неподчинения - и я безжалостно уничтожу тебя.
- Я твоя. Ты же слышала, - бесцветным голосом ответила Локуста.
- Хорошо, тогда слушай меня. Ты приготовишь для Цезонии Милонии зелье, которое ей нужно, чтобы приворожить Цезаря… Не отрицай, именно за этим она приходила к тебе!
- Да… За этим.
- Так вот, ты приготовишь зелье. Но его воздействие будет не совсем таким, какое желанно для Цезонии. И последствия приема твоего снадобья будут другими.
- Какой же эффект должно произвести мое зелье?
Мессалина не сразу ответила. Немного поколебавшись, она изменила тон и ласково проговорила:
- Тебе известны тайны всех трав. Снадобье, которое ты дашь Цезонии, должно оказать неотразимое влияние на мысли Цезаря, но оно должно не укрепить его разум, а наоборот, еще больше расстроить его.
- Итак, я должна приготовить зелье, которое вызовет помрачение разума у императора? - тщательно подбирая слова, спросила ворожея.
- Вот именно. Тебе это будет нетрудно. Тем более, что у Гая и так уже не осталось почти никакого рассудка.
- Хорошо, - после некоторого размышления согласилась Локуста. - Твое желание будет исполнено.
- И послушай моего совета. Побыстрее принимайся за дело.
- Через три дня зелье будет готово.
- Еще раз предупреждаю: его результаты должны сказаться немедленно.
- Оно подействует молниеносно.
Мессалина удовлетворенно взглянула на колдунью. Поднялась с софы и, облачаясь в плащ, произнесла:
- Ну, тогда за работу: не теряй времени!
С силой сжав обе руки ворожеи, она добавила:
- И не забудь: поддержка за поддержку, молчание за молчание.
- Можешь не сомневаться, - не забуду, - ответила Локуста, провожая гостью к атрию, где распрощалась с ней.
Вернувшись в лабораторию, она обхватила голову руками и надолго замерла, стоя посередине комнаты. Наконец решительным движением отбросила волосы со лба и, направляясь к столу с травами, прошептала:
- Что ж! Чему быть, того не миновать!
С этими словами она достала с полки нужные книги и, изредка заглядывая в них, стала придвигать к себе пучки высушенных трав и корешков. А тем временем супруга Клавдия пересекла Форум, поднялась на площадь Аполлона Палатинского и вошла в свой дом. В таблии ее ждал кубикуларий Поллукс, неестественно полный широкоплечий раб, страдавший от слоновой болезни, которая началась у него недавно, но уже безобразно раздула все тело, особенно лицо, сделавшееся похожим на маску дурачка.