– Прости. – Нил сел рядом. – Ты из-за меня все потерял.
– Что? – рассеянно спросил Кадет, глядя на воду. – Нет. Я не потерял. На самом деле это прекрасно. Я не хочу умирать, но… – Он шумно выдохнул. – Но тогда, в тот день, было гораздо хуже. Я не мог попасть домой. Хотел – и не мог. Остался снаружи. У Ястребов было не ужасно, но я… Я… Ты был прав. Я всегда хотел домой. – Глаза у него коротко, невесело улыбнулись. – Знаешь, что забавно? Я тогда шел к озеру. Хотел принести домой утят и развести уток у нас в пруду. – Кадет тяжело поднял руку и указал на коричнево-белые утиные спинки в камышах, застывшие, как и все остальное. – Вот. Дошел. А теперь давай… Давай просто молча посидим, ладно?
Нил сжал обеими руками холодный песок. Слова Кадета наконец дошли до него, пробились сквозь страх и надежду. Они сейчас умрут. Вот он, момент, когда все заканчивается: финал истории, бесславное прощание. Два тела на берегу озера, маленькая история, которую никто никогда не узнает.
Он думал, эта новость убьет его на месте еще до истечения десяти минут, но уродливая паника, стиснувшая горло, вдруг отпустила. В том, что ничего больше не сделать, было что-то освобождающее, что-то похожее на безмятежность. Они сидели и все еще дышали в этом сером, неподвижном моменте, и Ястребы распластались в небе над ними, и все подходило к концу.
Жить, наслаждаясь, и умереть, ни о чем не жалея, как, наверное, умирают Ястребы. Анима и анимус, похоже, не так уж сильно мешают друг другу.
Несколько секунд мир был прекрасным и тихим, секунды отсчитывались до финальной точки, и Нил просто дышал, глядя на озеро. Ему было спокойно. Ничего не исправить и не о чем больше беспокоиться. Это – конец.
Нил втянул воздух сквозь сжатые зубы. Понимание ударило его, как пощечина.
Ох, мамочка. Какой же он идиот.
– Та девушка, Весна, – выдавил Нил. – Она сказала мне: «Отдай земле самое ценное». Я думал, она про магию, но… Но… Я ее не так понял. Самое ценное – это анима. Анима – это жизнь, а если ее много, хватает и на магию. Магия – это просто… как бы… избыток. Приятный, но не обязательный. А главное – вот это. – Он положил руку себе на грудь, туда, где заполошно билось сердце. – Жизнь ценнее всего на свете.
Кадет устало обернулся к нему. Вид у него был больной.
– Вот это открытие. Спасибо, что напомнил. Это любой знает. Это основа вашей магии.
Нил почувствовал, что улыбка расползается к ушам. Как же все просто!
– Она сказала, что дух земли отдал себя целиком, чтобы создать купол, и этим создал магию невероятной силы. Передать земле магию недостаточно, поэтому ничего и не вышло.
Кадет моргнул. Он понял.
– Учись летать у птиц, – потрясенно пробормотал он. – Чтобы присвоить место силы, мало произнести слова, надо пролить кровь. Заплатить жизнью за землю.
Нил уже протянул руку к воде, но Кадет ее перехватил.
– Я тебе кое-что не сказал. Это – не твоя земля. Ты родился на другой стороне озера.
– Серьезно? – Нил воззрился на него, даже не зная, что сказать. – И когда ты собирался со мной поделиться?
– Это не было продуктивно, – промямлил Кадет.
Нил пожал плечами. Не так уж это было и важно. Дом – это там, где мама, но мамы больше нет, и, значит, все равно. Озеро – одно на всех, какая разница, на каком берегу оно его примет.
– Весна мне и в этом подсказала, – тихо сказал он. – Обещала, что я встречу маму, когда все закончится. Но она умерла. Ее убили ваши, когда забирали меня.
– Такое иногда бывало, – выпалил Кадет, словно оправдываясь. – В основном родители не боролись. Не всерьез. Они протестовали, но были уверены, что все само исправится и детей вернут. – Кадет помолчал. – Я читал твое личное дело, там указывают место, время и обстоятельства захвата. Там было сказано: «Причина смерти матери – активное сопротивление изъятию. Других известных нам родственников нет».
У Нила противно заныло сердце.
– Она их била. Царапала, – одними губами проговорил он. – Это было так… Так страшно. Они явились вместе с тучей, и вокруг все… Все соседи кричали. А она просто била тех людей в униформе. Наверное, в ней тоже был анимус. – Он уставился вдаль. Только бы не измениться в лице. – Мы очень… очень друг друга любили. Она не хотела меня отпускать.
– Куда ты хотел бежать через Изгородь? – спросил Кадет, пристально глядя на него. – Я никогда не мог этого понять. Тебе ведь… Некуда было возвращаться.
Нил выдавил кривую улыбку.
– Она говорила, что для золотой магии нет ничего невозможного. И я думал: если стану волшебником и если вернусь, вдруг она будет там? Вдруг все станет, как раньше, если я только… – Он потряс головой. – Я думал, магия все на свете может исправить. И когда Весна сказала, я… Я поверил, что она вернет маму, если я спасу землю. Но она имела в виду не это. Когда я умру, мы встретимся. Все просто.
Нил снова подался к воде, и Кадет снова остановил его. – У меня есть план. Отдай мне свою магию, и я передам ее земле вместе с жизнью. Мне не жаль умереть, меня к этому готовили. Ты ведь можешь это сделать, ты передавал аниму тем бородачам. Это идеальное решение.
Нил покачал головой:
– Ты не понимаешь. Суть в том, что умереть надо тому, кто больше всего хочет жить. Золотой стриж – это тот, кто накопит больше всего жизни в царстве смерти, грусти и всего такого, а потом отдаст ее, ни о чем не жалея. В этом весь смысл.
Мир вокруг коротко дернулся и застыл снова, но было ясно – десять минут скоро закончатся, тянуть больше нельзя.
– Ну, все. Пора. – Нил попытался улыбнуться и даже сам удивился, когда получилось. – Прощай, Кадет Семь Два Три. Ты будешь хорошим волшебником. Аниму любой может накопить, тут нет ничего сложного.
Кадет с неподвижным, бледным лицом протянул ему нож, и Нил уставился на лезвие. Он даже не заметил, когда Кадет успел подобрать его в том лесу.
– Ни за что. Если земля примет мою жизнь, она ее примет и так. И ты больше себя не режь, ясно? Больше никаких шрамов.
– Никаких шрамов, – эхом повторил Кадет.
Хотелось сказать на прощание что-нибудь задорное, запоминающееся, но в голову, как назло, ничего не приходило. Он зашел в воду, кряхтя от холода, и чуть не зашипел: вода была как жидкий лед, ноги сразу онемели. После десяти лет мытья мокрыми тряпками заходить прямо в воду казалось совершенно противоестественным – все равно что лететь. Но он сделал еще пару шагов, оступаясь на скользком дне. Мир вокруг дрогнул снова.
– Я отдаю всю аниму без-з остатка, – сказал Нил, стараясь не давиться словами, – у него зуб на зуб не попадал. – Пусть это оз-зеро станет новым местом силы, – прибавил он и запнулся. Не от холода, наоборот: потому что больше никакого холода не чувствовал. Как и своих ног. Неужели сработало? Пожалуйста, хоть бы сработало. – Пусть все земли, которые питает эта в-вода, в-вернут с-себе магию и с-свободу. – Дрожь разом прекратилась, как не бывало, и он договорил: – Теперь эта земля принадлежит всем племенам, которые живут на его берегах.
