Дверь в голубую гостиную приоткрылась, но Кора и дети были так увлечены исповедью предсказателя, что не обернулись.
— Месяц назад лукавец Гим прибежал ко мне с даром. Это были два шампура для блюда, называемого шашлык, которое готовят на планете Земля. Гим посетил недавно Землю как турист. У меня в тот день были гости. Гим всем показывал шампуры и объяснял, что они — с Земли, родины моего деда. А на следующий день, после очередного визита коварного Гима, дареные шампуры исчезли. Я не придал этому значения и даже не заметил бы пропажи, если бы не покойный император. Он принес с собой поваренную книгу, намереваясь приготовить шашлык. Шампуры мы с ним не отыскали. Тогда император велел мне забыть о шампурах — его беспокоили мрачные предчувствия. Он боялся покушения со стороны своего племянника Дуагима. Он так и сказал мне: «Я чувствую, что он меня убьет!» О, если бы я знал, что в тот вечер в последний раз вижу его живым! Если бы я знал, что несчастные шампуры, с дьявольской хитростью навязанные мне предателем Гимом, окажутся причиной его мученической кончины…
Предсказатель прервал речь и смахнул слезу. Герцогские дети рыдали навзрыд.
От двери раздался хриплый голос полковника Аудия Реда:
— Ни с места! Вы арестованы!
Оказывается, он уже несколько минут подслушивал в дверях грустный монолог предсказателя и счел момент удобным для того, чтобы арестовать Кору.
Бывший полковник Аудий Ред прибыл в отель в инвалидном кресле. Загипсованная нога торчала вперед, как противотанковое орудие. Взор его был дик и напряжен.
В руке был зажат пистолет.
— Осторожнее, — сказала Кора. — Здесь дети.
— Ты совратила и детей, — заявил полковник. — Так что нам придется избавиться и от них.
Кора молчала. Она сосредоточилась на том, как обезоружить маньяка. Парфан прекратил исповедь, словно испугался полицейского.
Кора шагнула вперед. Пистолет дрогнул в руке Аудия Реда.
— Вот тебе и конец пришел, — заявил он.
Именно в этот момент проснулась нянька молодых герцогов. Потому что за спиной Коры раздался ее сонный голос:
— Это еще что такое? Кто вам дозволил тут хулиганить?
Кора напряглась: внимание полковника переключилось на няньку. «Раз, два…» — считала она.
Но нянька двигалась слишком медленно и неуверенно. Ее испугал пистолет в руке инвалида.
— Назад! — рявкнул полицейский.
— Дети, — заныла нянька, — дети, скорее сюда! Спрячемся под диван!
— Стоять!
— Я не буду стоять! — воскликнул юный герцог, делая шаг вперед. — Еще чего не хватало! Чтобы я, наследный герцог Кальяри, боялся жалкого полицая? Да ты знаешь, на кого ты поднял руку?
— Стреляю! — рявкнул полицейский, который не намеревался шутить.
Коре ничего не оставалось, как броситься на него.
Он выстрелил. Но, к счастью, в то же мгновение сзади, от двери, на полицейского бросился кот Колокольчик.
Полицейский рухнул на пол, выстрел пришелся в потолок, и Кора рыбкой ринулась к пистолету.
Но дотянуться до него она не успела. Тяжелый сапог императора жестоко надавил на ее кисть. Острая боль пронзила ее. Пальцы разжались.
— Вот так, — сказал император Дуагим. — К счастью, мы успели. И ваша попытка убить несчастного инвалида-полицейского не удалась. Вам не удалось убить несчастных деточек, наследных герцогов Кальяри. Идите сюда, крошки, адъютант Гим даст вам по конфетке. Ну, сколько раз вам говорить?
Потупясь, дети подошли к императору.
— Мотайте отсюда! — приказал император и вместо конфет дал им подзатыльники, да такие, что дети вылетели из комнаты. За ними на четвереньках проследовала нянька.
— Поднимите полицейского, — приказал он Гиму, вбежавшему следом. — Он представлен к медали за благоразумие.
Гим начал поднимать полицейского, чтобы посадить его в каталку. Полицейский завопил:
— Ой, у меня рука сломана!
— Терпи! — приказал император.
Он проследил глазами за тем, как Гим и еще один охранник взвалили полицейского на кресло и выкатили из гостиной.
Император убрал каблук с руки Коры. Она попыталась двинуть пальцами, но пальцы не слушались.
— Изверг, — сказала она. — Я вам этого никогда не прощу.
— Тебе осталось так мало жить, — произнес император, — что я переживу твою ненависть.
Тут же его рука поднялась, и он выстрелил в сторону зарычавшего котика.
Зазвенел экран телевизора, метнулась серая тень — кот успел скрыться…
— Ты что здесь делала? — спросил император, жестом приказывая Коре подняться. — Ты почему с герцогскими детенышами порнуху смотрела? С ума, что ли, сошла? Или вербовала?
Кора невольно оглянулась на разбитый телевизор. Значит, когда император вошел, на экране вновь крутился порнографический фильм — любимое зрелище испорченных детенышей?
Это любопытно.
Кора поднялась, поддерживая изувеченную руку. Боль была жуткая. Когда наваливается такая боль, начинаешь думать, что смерть лучше.
— Не хочешь отвечать?
— Не хочу, — сказала Кора. — Вы изувер и убийца. Зачем мне с вами разговаривать?
— Ты вмешалась в мои дела! Ты перебегала мне дорогу! Ты решила, что сможешь меня обмануть! Не на такого напала — в конце концов я взял верх. И вся ваша банда убийц и шпионов получит то, что заслуживает.
— Отвезти ее в тюрьму? — из-за спины императора спросил услужливый Гимушка.
— Отдайте ее мне! Я сам ее убью! — донесся из холла хриплый голос полковника.
— Не надо. Я ей не верю! Она уже столько раз меня обманывала, что боюсь, что и из тюрьмы найдет подземный ход. К сожалению, припертая к стене доказательствами своей вины, убийца нашего любимого предсказателя Парфана взяла вот этот пистолет, — император дал ей издали поглядеть на пистолет, — и застрелилась из него в присутствии свидетелей. Ты, Гимушка, будешь свидетелем.
— Еще свидетелей вызвать? — деловито спросил Гим.
— Идиот! Хватит тебя одного!
— Нет, — вмешался в разговор новый голос. — Одного свидетеля мало. Разрешите мне предложить свою кандидатуру.
Император в бешенстве обернулся и выпустил всю обойму в человека, стоявшего в темном углу гостиной.
* * *
Пули пронзили коренастого седовласого мужчину с энергичным, испещренным глубокими морщинами, загорелым лицом.
Мужчина отошел от стены. В ней было семь дырок от пуль.
Затем он уселся в глубокое кресло и сказал, обращаясь к императору:
— Присаживайтесь, Дуагим, в ногах правды нет.
И сразу наступили тишина и покой. Как будто в отчаянной схватке бегуны пересекли линию финиша и теперь уже им некуда спешить.
