— Курите, — напомнила Марина. — Вы забыли достать сигарету.
— Забыл.
— Вы с какого корабля?
— Почему вы решили, что я нездешний?
— Вы из Дальнего флота.
Павлыш промолчал. Он ждал.
— Я услышала, как стучат подковки на ваших каблуках.
— У каждого планетолетчика…
— …магнитные подковки. Вот и брюки от повседневного мундира вы не сменили на гусарские лосины. И еще перстень. Дань курсантской молодости. Такие изумруды гранит повар на Земле-14. Не помню, как его зовут…
— Ганс.
— Вот видите.
Наконец Марина улыбнулась. Одними губами.
— В конце концов, ничего в этом нет удивительного, — сказал Павлыш. — Здесь каждый десятый из Дальнего флота.
— Только те, кто задержался ради карнавала.
— Их немало.
— И вы к ним не относитесь.
— Почему же, Шерлок Холмс?
— Я чувствую. Когда у тебя плохое настроение, начинаешь чувствовать чужие беды.
— Это не беда, — поправил Павлыш, — это мелкая неприятность. Я летел на Корону, и мне сказали на Земле, что мой корабль стартует с Луны после карнавала, как и все. А он улетел. Теперь неизвестно, как добираться.
— Вы должны были лететь на «Аристотеле»?
— Вы и это знаете?
— Единственный корабль, который ушел в день карнавала, — объяснила Марина. — Я тоже к нему торопилась. И тоже опоздала.
— Там вас кто-то… ждал? — Вот уж не думал Павлыш, что так расстроится картинкой, подсказанной воображением: Марина бежит к трапу, у которого раскрывает ей объятия могучий капитан… или штурман?
— Он мог бы остаться, — сказала Марина. — Никто бы его не осудил. Он не хотел меня видеть. Он поднял корабль точно по графику. Наверное, команда была недовольна. Так что я виновата в том, что вы не попали на Корону.
— Боюсь, что вы преувеличиваете. — Павлыш пытался побороть в себе атавистические, недостойные цивилизованного человека чувства.
— Я не кажусь вам роковой женщиной?
— Ни в коем случае.
— И все-таки я преступница.
Павлыш погасил сигарету и задал самый глупый из возможных вопросов:
— Вы его любите?
— Надеюсь, что и он меня тоже любит, — отозвалась Марина, — хотя сейчас я начала сомневаться.
— Бывает, — произнес Павлыш пустым голосом.
— Почему вы расстроились? — спросила Марина. — Вы увидели меня впервые в жизни десять минут назад и уже готовы устроить мне сцену ревности. Нелепо, правда?
— Нелепо.
— Вы смешной человек. Сейчас я сниму парик, и наваждение пропадет.
Но Золушка не успела снять парик.
— Ты что здесь делаешь? — театрально возопил римский патриций в белой трагической маске. — Это просто чудо, что я пошел по лестнице.
— Познакомьтесь, — Павлыш поднялся, — мой старый друг Салиас. Он меня пригрел здесь и даже снабдил карнавальным костюмом.
— Не я, а мои добрые медсестры, — поправил Салиас, протягивая руку. — Я работаю эскулапом.
— Марина, — сказала девушка.
— Мне ваше лицо знакомо.
Марина медленно подняла руку и стянула с головы белый курчавый парик. Прямые короткие черные волосы сразу преобразили ее лицо, но внесли в него гармонию. Марина тряхнула головой.
— Мы с вами виделись, доктор Салиас, — напомнила она. — И вы все знаете.
— Парик вам идет, — проговорил добрый, мягкотелый Салиас.
— Хотите сказать, что меня в нем труднее узнать?
— Тактично ли мне вмешиваться в чужие дела?
— Чудесно! — засмеялась Марина. — Я вас успокою. Мое приключение подходит к концу. Кстати, мы уже давно беседуем с вашим другом, но я о нем почти ничего не знаю. Кроме того, что он смешной человек.
— Смешной? Я скорее сказал бы, что он плохо воспитан, — явно обрадовался перемене темы Салиас.
— Да, хорошо воспитанный гусар не будет выдавать себя за прекрасного принца.
— Он даже не гусар. Он просто доктор Слава Павлыш из Дальнего флота, судовой врач, несостоявшийся гений биологии, банальная личность.
— Я была права, — кивнула Марина.
— Я с вами не спорил, — произнес Павлыш, откровенно любуясь Мариной.
Салиас кашлянул.
— Вам надо идти, — сказала Марина.
— А вы?
— Мне пора. Бьет двенадцать.
— Я спрашиваю серьезно, — настаивал Павлыш. — Хотя я понимаю…
— Вы ровным счетом ничего не понимаете, — отрезала Марина. — Я постараюсь прийти к эстраде, где оркестр, только сначала возьму в комнате маску.
Марина подобрала подол длинного белого платья и побежала вниз по лестнице. В другой руке, как живой пушистый зверек, дергался белый парик.
— Я буду ждать! — крикнул ей вслед Павлыш. — Я вас найду даже в другом обличии, даже у плиты в бедной избушке.
Она ничего не ответила.
Салиас потянул Павлыша за рукав.
— Послушай, — сказал Павлыш, когда они пошли наверх, — ты в самом деле с ней знаком?
— Нет, не знаком. Лучше забудь о ней.
— Еще чего не хватало! Она замужем?
— Нет.
— Ты так уверенно говоришь о незнакомом человеке?
— Я старый, мудрый ворон.
— Но почему я должен о ней забыть?
— Так лучше. Пойми, ты встречаешь человека, тебе хочется увидеть его вновь, но обстоятельства складываются таким образом, что больше ты его никогда не увидишь.
— Ты меня недооцениваешь.
— Может быть.
Они вышли в коридор. В него вливалась толпа из зала. Оркестр встречал карнавал неровным ритмом модной песенки.
— Она придет к эстраде! — кивнул Павлыш.
— Может быть, — ответил Салиас.
Людской поток растекался по широкому туннелю. Прожектора с разноцветными стеклами водили лучами над толпой, и оттого создавалась иллюзия летнего вечера и открытого пространства. Трудно было поверить, что дело происходит на Луне, в тридцати метрах под ее мертвой поверхностью.
Минут через десять, ускользнув от щебетавших медсестер, Павлыш прошел к эстраде. Над его головой круглились ножки рояля, и он видел, как ботинок пианиста мерно нажимает на педали, словно управляет старинным автомобилем.
Марины Ким нигде не было. Не может же быть, чтобы она обещала прийти только для того, чтобы отделаться от Павлыша.
Черный монах в низко надвинутом капюшоне подошел к Павлышу.
