— А что с Речкой и Жало? — спросил Павлыш.
Старший не ответил. Он молча смотрел на юношу, словно ждал разрешения говорить.
— Говори, — сказал юноша.
— Мы настигли их.
— Они в темнице?
— Его скоро поймают. Воины гонятся за ним.
— Так. — Юноша наклонился вперед, чуть не касаясь Старшего кончиками вытянутых, дрожащих, как струны, пальцев. — Так.
— Не гневайся, Великий дух. Его поймают.
— А Речка где? Что с девушкой? — спросил Павлыш.
— Ее догнали. Она дралась, как дикий зверь.
— Что с ней?
— Она умерла.
— Как? — Юноша еще качнулся вперед.
— Я не мог остановить воинов. Она дралась. Воины были злы.
— Без моего разрешения? — Юноша взмахнул рукой, будто хотел ударить ею по камню.
«Ушибется», — мелькнула мысль у Павлыша.
Рука свободно прошла сквозь камень, и, заметив это, юноша тут же подтянул ее к груди, кинул взгляд на Павлыша и проговорил быстро, словно ничего не произошло:
— Ты совершил плохое дело, Старший. Ты ослушался богов, ибо сказано, что нельзя убивать, не получив слова.
— Я виноват, Великий дух.
Старший был и в самом деле напуган. Его даже не удивило происшествие с рукой Великого духа. Он склонил голову, спрятал ее в шерсти плеч, острые локти торчали под углом к вздыбившемуся хребту.
— Ты убил девушку. Ты упустил Жало. Куда он побежал?
— К долине, к реке. Но его настигнут у завала. Я бы добежал с воинами, но я стар и не могу бегать быстро.
Юноша на мгновение приоткрыл глаза, думал. Посмотрел на Павлыша, сказал по-русски:
— Прошу вас, не волнуйтесь, посидите здесь. Никуда не отлучайтесь. Если бы не вы, девушка была бы жива.
— Хорошо, — ответил Павлыш растерянно.
Юноша обернулся к Старшему:
— Иди за воинами. Ты вернулся, потому что боялся Жало. Ты не хочешь умереть. Иди за воинами. Я пойду вперед и увижу, куда побежал Жало. Я укажу тебе путь. Иди же.
Старший, пятясь, выполз из пещеры, зашлепал подошвами.
— Я скоро вернусь, — продолжал юноша. — Я — напрямик.
Он встал и направился к дальнему углу пещеры.
— Ждите.
Он вошел в стену, словно канул в густой туман.
* * *
Жало добежал до завала. Тонкие лучики света прорывались в щели между камнями, и вдоль каждого лучика струился теплый живой воздух.
Речки не было слышно. Сейчас Жало не думал о ней. Он видел лишь камни, черные камни и свет, пробивающийся сквозь них. Он толкнул глыбу, она чуть шевельнулась, но не сдвинулась с места. Теперь уже были слышны шаги и крики, совсем недалеко — а может, еще далеко: звук по пещере летит не так, как на земле.
Жало навалился на камень плечом; отпрыгнул в сторону, когда камень все-таки не поддался, отбежал на несколько шагов, снова бросился на глыбу, и снова неудача. Было бы время, он не спеша расшатал бы камни, нашел тот, который держит на себе завал.
Шаги сзади на мгновение затихли. Воины слушали.
— Он там! — Это был голос Инея.
Жало толкнул самый верхний камень, тот отвалился и покатился навстречу яркому солнцу, и лучи солнца ослепили беглеца.
— Вот он! — Голос был совсем рядом.
Жало нырнул в отверстие и, обдирая шерсть на боках, рвался наружу, как червяк, зажатый в пальцах. Он тянул себя руками, перебирая ими по откосу, подтягиваясь к острым краям скал. В последний момент в пятку ударило копье, брошенное подбежавшим ближе других воином… Но Жало уже катился по камням и траве, не чувствуя боли; вскочил на четвереньки и побежал громадными скачками вперед, к реке, поджимая раненую ногу.
Его спасло именно то, что он не сумел разобрать завал у входа в пещеру. Отверстие, сквозь которое он выскользнул, было узко даже для него. Не подгоняй его ужас, он никогда бы не протиснулся в эту дыру. Первый же воин, устремившийся за ним, плечами заклинился в камнях, и прошло несколько минут, прежде чем улеглась свалка у завала — распаленные погоней, запахом крови, воины мешали друг другу. А когда они, раскатив камни, выбежали в долину, Жало был уже у самой реки.
Он приостановился на мгновение. Глаза привыкли к свету, страх, только что державший в когтях все тело, отступил куда-то к спине, затаился в позвоночнике, ждал, что копье вонзится в хребет, пригвоздит к земле. Жало метнулся за дерево, обернулся. Воины, суетившиеся у входа в пещеру, казались маленькими, почти не страшными. Жало услышал собственный хрип, дыхание металось в горле, руки были пусты: ни палки рядом, ни камня. Река бурлила на перекате, и Жало знал, что идти надо дальше, на ту сторону, к низким холмам.
Он ступил в воду. Вода была теплее, чем в ручье, что протекал у деревни. Но в ручье вода лишь чуть покрывала камни на дне, а здесь впереди она становилась темной, и не видна была земля, которая скрывается под водой. Но Жало не думал об этом. Воины заметили его и бежали вслед. Из-под разрезанной копьем ступни протянулась красная струйка, смешиваясь с водой, и мелкие черви уже сплывались, чтобы полакомиться кровью.
Жало сделал шаг вперед, и нога провалилась по колено в мягкий ил. Вода подталкивала беглеца к следующему шагу. Он зашел по пояс. Тот берег был еще далеко. Почти так же далеко, как будто он и не вступал в воду. Жало показалось, что воины уже догоняют его. И он, не прекращая идти вперед, оглянулся. Нет, воины отстали… Нога потеряла опору, дна не было, Жало с головой ухнул в воду, река подхватила его и понесла, крутя, затягивая вглубь, не давая вдохнуть…
Жало рванулся вверх, к воздуху, мелко дергая руками и ногами… Может быть, он бы и выплыл: инстинкт щенка, брошенного в воду, память о тех отдаленных временах, когда предки его жили в воде, существовала где-то в теле, но река была быстра. Она не давала плыть, крутила в водоворотах, но она же и выбросила его на недалекий перекат, ударила о гальку, и, не сознавая, что делает, Жало выпрыгнул из воды, как выпрыгивает испуганная рыба.
Здесь было мелко.
Жало стоял, покачиваясь, широко расставив ноги, не решаясь сделать ни шага, чтобы река вновь не подхватила его. В ушах, заполненных водой, стоял ровный шум. Но где преследователи?
Жало посмотрел назад. Вода, стекавшая по лицу, заливала глаза. Жало отер ее — и было больно дотрагиваться до лица. Воины уже подбежали к реке и столпились там, где его подхватила и потащила река. Жало увидел, как один из воинов поднял руку с копьем.
Когда копье шлепнулось в воду, чуть-чуть не долетев до беглеца, Жало схватил его и побежал дальше. В одном месте он снова провалился по пояс, но тут же дно поднялось — он побежал теперь по мелкому, прозрачному, прогретому солнцем песку, а воины кричали что-то непонятное вслед — все еще шумела в ушах вода, но не решались войти в реку, потому что боялись большой воды.
