Максим только успел подумать, что Олег в самом деле сломал пальцы, точнее – их ему сломали, и тут шум закипавшего чайника неожиданно усилился, прорвался из кухни в коридор и накатил оглушающей волной. Максим от неожиданности отступил и задел Димину трость. Это кричал Олег. Впрочем, исходящий от него звук поначалу даже нельзя было назвать криком. Он издавал громкий отчаянный стон, полный одновременно злости и страха. Затем Шульга куда более различимо стал орать, чтобы Максим и его друзья убирались, чтобы исчезли и больше никогда здесь не появлялись. Орал с исступлением, с напором, перемешивая слова не то всхлипами, не то глубокой, сотрясавшей его тело икотой.
Максим даже толком не заметил, как они оказались на лестничной площадке. Внешняя железная дверь хлопнула с такой силой, что с потолка мучной пылью прыснула побелка. Следом хлопнула внутренняя дверь.
– Жуть какая-то, – оторопело произнесла Аня.
– Уходим, – Макс хотел было пойти прямиком к лестнице, но вспомнил про Диму и вызвал лифт.
Ещё не успел закрыться подъезд, как они уже сели в машину. Всё это походило на самое настоящее бегство. Им всем хотелось скорее оказаться где-нибудь подальше от этого места.
Аня завела мотор, дёрнула рычаг коробки передач и чересчур резко надавила на педаль газа.
Оглянувшись, Максим увидел, как из подъезда выскочил отец Шульги.
Он попытался выбежать наперерез машине, но Аня успела свернуть в другую сторону. К счастью, дорога пустовала, никто не помешал ей сделать этот манёвр и сразу увеличить скорость. Едва ли отец Шульги гнался за ними, чтобы поблагодарить их за принесённую справку. Он, скорее всего, вообще не понимал, что происходит, и только не без оснований решил, что сокурсники Олега как-то причастны к тому, что с ним случилось.
Аня, вцепившись в руль, смотрела на дорогу. Не сбавляла скорость. Не включала навигатор. Затем свернула на Александра Невского, и Максим понял, что Аня боится. Думает, что отец Шульги будет их преследовать.
В ушах до сих пор рваными отголосками звучал крик Олега. Это мешало думать, не давало сосредоточиться.
Подавшись вперёд, Максим положил ладонь Ане на плечо. Почувствовал тепло её кожи под тонким хлопком рубашки. Аня вздрогнула. Посмотрела на Максима в зеркало заднего вида и чуть кивнула. Сбросила скорость и дальше ехала спокойнее.
– Не хотел бы я столкнуться с людьми, которые… сделали такое с Олегом, – вздохнул Дима, когда они выехали на Ленинградский проспект.
В этом Дима был прав. Если бы кто-то незнакомый так отреагировал на Максима, его бы это не испугало. Но Олег всегда оставался снобом – слишком чопорный, самовлюблённый. Никогда не повышал голос. Никогда не кричал кому-то, стоящему на другом конце аудитории, считал это ниже своего достоинства. На семинарах, зная ответ, не поднимал руки, потому что считал унизительным выпрашивать от преподавателя внимание и соревноваться с другими сокурсниками столь неприглядным способом. А тут кричал так, что с губ срывались капли пенистой слюны.
Люди, с которыми столкнулся Олег, не просто избили его и довели до истерики, но смогли так запугать, что он ушёл из университета не дожидаясь экзаменов и, возможно, согласился потерять целый курс при переводе в МГУ.
– Думаю, денег за свой репортаж ты не получишь, – без улыбки сказал Дима.
Он наконец понял, что история складывалась не такая уж весёлая.
В машине приглушённо заиграл «Рэдиохэд». Потом звук стал более отчётливым – Дима достал телефон из кармана.
Максим, откинув голову в неудобное углубление между подголовниками, прикрыл глаза. Пытался просчитать следующие шаги тех, кто охотился за «Особняком» Берга. Они вполне могли со временем добраться до него. И допросить – так, как допросили Олега. Максиму было нечего им рассказать. Он и сам ничего не знал. Значит, они будут допрашивать долго, с усердием. А потом возьмутся за маму. Максим открыл глаза. Этого он не мог допустить. Решил, что полностью поддержит отчима. От картины нужно было избавиться любым способом. Лучше всего анонимно передать её в какой-нибудь музей.
Том Йорк продолжал настойчиво петь, что мечтает об идеальном теле, об идеальной душе, а Дима отчего-то ждал, не отвечал на звонок.
– Странно, – промолвил он. – Макс.
– Что?
– Это твоя мама.
Максим выпрямился. С подозрением посмотрел на Диму. Потом достал свой смартфон. Разблокировал. Убедился, что пропущенных звонков и сообщений нет. «Мегафон» ловил на все пять полосок.
«Что я здесь делаю, я здесь чужой», – не успокаивался Йорк.
– Ну так ответь, чего ты? – с сомнением отозвалась Аня.
Дима посмотрел на Максима, дождался, пока он кивнёт, будто без его разрешения не мог воспользоваться своим айфоном.
Максим сидел в напряжении. Пытался разобрать, что говорит мама, но слов совсем не было слышно. У Димы динамик всегда работал тихо.
– Да, конечно. Найдём. Да. Нет, правда, ничего страшного.
По ответам не удавалось понять, о чём идёт разговор. Дима не отрываясь смотрел на Максима в зеркало заднего вида. И Максиму это не нравилось.
Аня посматривала на брата. Уже не выглядела такой взволнованной, однако после того, что случилось в квартире Олега, кажется, ждала только плохих новостей.
– Странно, – Дима уставился на потемневший после звонка телефон, затем повернулся и посмотрел на Максима. – Твоя мама… Ну, Екатерина Васильевна спросила, можешь ли ты у нас переночевать.
– Что?
– Сказала, что это ненадолго. Может, пару ночей.
Максим понимал, что Дима не шутит. Дима не умел так шутить. Не умел обманывать с таким серьёзным, растерянным лицом. Обижался, если его разыгрывали, и сам не любил разыгрывать других. Дима говорил правду. Но Максим всё равно спросил:
– Это шутка?
Дима не успел ответить. Теперь в машине заиграли Саймон и Гарфанкел.
Максим чуть не выронил завибрировавший телефон.
На экране высветилась фотография мамы.
Максим не торопился отвечать. Будто хотел насладиться песней, которая так неуместно наполнила салон своим одновременно мягким и задиристым звучанием. Или ждал, что мама передумает и сбросит звонок. Но звонок не прерывался, и на словах «Я построил стены, неприступную крепость» Максим нажал на зелёную кнопку с поднятой трубкой.
– Мам?
Дима смотрел слишком настойчиво. Это раздражало. И Аня теперь перестроилась в правый ряд, совсем снизила скорость и почти не отрывалась от зеркала заднего вида. Все ждали. А Максим слушал. Молча, без вопросов и уточнений. Знал, что сейчас его лицо непроницаемо. Бледная маска, по которой нельзя ничего прочитать.
– Я понял. – Голос остался ровным. Только лёгкое першение в горле, будто Максим надышался дорожной пыли.
– Ну? – нетерпеливо спросил Дима, когда Максим убрал телефон в карман джинсов.
