Прокля́тый гудок своим надоевшим сдвоенным звоном возвестил получение нового снимка. Корноухов придавил шрам рукой, словно мог перекрыть брешь, через которую так неумолимо проникала головная боль.
– И ещё.
«Хватит! Выключи звук!»
– Этот же символ, судя по всему, встречается ещё два раза. В отдалении, у скалы, стоит что-то вроде тотема. Похоже, правда? И на стене шестого домика справа, там почти ничего не разобрать, но сама композиция кажется вполне узнаваемой. Везде один и тот же символ. Ты с таким прежде не сталкивалась?
Ещё как сталкивалась! И Корноухов это отлично знал. Все три изображения были скверные. Будто выцветший, изъеденный грибком дагеротип, на котором, сколько ни вглядывайся, не различишь ни лица, ни одежды сфотографированного человека. Только общий контур. Однако сейчас этого контура было вполне достаточно, чтобы узнать человекоподобную фигуру с распростёртыми руками и полукружием взошедшего солнца над головой. Путаный узор из перевитых линий и не то змеиных, не то черепашьих голов на груди. Скрытое под маской лицо и примитивно угловатые руки.
– Нет, – слабым голосом ответила Катя. – Тут… плохо видно. Не могу сказать.
– Жаль, – кивнул Погосян, словно другого ответа и не ждал. – Ну ничего. Как получим изображение получше, покажу кому-нибудь из знакомых. Думаю, разберёмся.
Максим, давно порывавшийся взглянуть на символ, о котором шла речь, наконец обошёл Катю со спины и заглянул в монитор. Он ведь тоже мог его узнать, если не забыл. Судя по заинтересованному, но в общем-то спокойному взгляду, не узнал. И то хорошо. Ему вообще следовало держаться от всего этого подальше.
Корноухов встал. Он услышал достаточно и не собирался сидеть до конца разговора. Придавив ладонью шрам, словно опасался, что тот начнёт кровоточить, пошёл напрямик к двери. Даже не посмотрел на Катю. Не побеспокоился выйти тихо, чтобы не выдать своего прежде скрытого присутствия. Оказавшись в коридоре, заторопился в прихожую.
Голова разрывалась. Нужно было выпить таблетку. Срочно. Но прежде всего Корноухов хотел позвонить. Наскоро втиснул ноги в перепачканные сапоги. Грязь во дворе так и не подсохла, а положить доски из-за последних событий Корноухов не успел.
Торопился. На ходу достал мобильный. Старая раскладушка «Моторола Рейзер». Дрожащим пальцем нашёл в списке контактов нужную фамилию и укрылся в мастерской, чтобы никто не мог подслушать его разговор.
Глава двенадцатая. Доцент Егоров
– Олег Шульга попал в больницу.
– Кто это? – удивилась Аня.
– Сокурсник. Причём никто этого не знал. Нам сказали, он переводится в МГУ.
– Посреди семестра?
– Ну да, – Дима пожал плечами. – Потом выяснилось, что он с кем-то подрался или что-то в этом духе. В общем, ему чуть ли не все пальцы на левой руке сломали.
– Жуть какая-то.
– Ага.
– А ты тут при чём?
– Я ни при чём. Макса в деканате попросили передать Шульге академическую справку. Они раньше общались. Вот. А я за компанию.
– Зачем?
– Ань, ну что за вопросы? – Дима отмахнулся. – За компанию.
– Хочешь посмотреть, в самом ли деле у него сломаны пальцы?
– Мне всё равно.
– Ну да, рассказывай.
– Рассказывать буду потом, когда увижу, – Дима хохотнул. – Сейчас меня интересует, куда пропал Макс. Договорились в пять.
– Далеко ехать?
– В Кузьминки.
– Хочешь, подброшу?
– Думаешь, сам не доковыляю?
– Я не это имела в виду.
– Ну да, конечно, – Дима выглянул в окно. – В общем, смотри сама. Если Макс не против, поехали.
Аня, вздохнув, села на кровать. Посмотрела на прикрученную к стене пластиковую ортопедическую конструкцию. Отец в прошлом году через Аню заказал её в Испании. Основную планку можно было опустить на любую высоту. Оставалось положить на неё подушку, а сверху – ногу. Удобно. У Димы к вечеру отекала нога.
Аня бережно расправила на коленях юбку. Она надела её впервые с тех пор, как вернулась из Мадрида. Сшила на заказ через одну девушку из Бильбао. Юбка обошлась в сто сорок евро. Аня сама продумала орнамент. Взяла за основу вертикальный повторяющийся узор Чарльза Войси – ныряющие ласточки, переплетённые с дубовыми листьями и крупными, больше самих ласточек, ягодами клубники. Два оттенка зелёного и белый «блен де блан» по пантону. Девушке из Бильбао так понравился этот узор, что она предложила Ане сотрудничать. Аня пока отказалась, но обещала подумать.
– Из университета ты приехала в другой юбке, – неожиданно сказал Дима, усевшись на стул и теперь тщетно пытаясь расчесать свалявшиеся кудри.
– Ты это к чему?
– Переоделась. Надушилась. Подвела глаза.
– И?
– После того как узнала, что к нам зайдёт Максим.
– Очень смешно, – Аня не сдержала смешок. – И я не душилась.
– Красивая юбка. Только ты не в его вкусе.
– Почему? – Аню начал забавлять этот разговор.
– Потому что живёшь далеко. – Дима, так и не справившись с кудрями, отбросил расчёску. – На первом курсе Макс встречался с редактором с параллельного курса. Когда они расстались, Макс сказал, что она живёт в Ясенево, а это чёрт-те где. Он от неё домой по четыре часа добирался.
Аня не понимала, шутит брат или нет. Впрочем, выяснять это не собиралась.
– А ты? У тебя есть девушка?
Аня почувствовала, как грудь похолодела от волнения. После того случая с заброшенным зданием они с братом никогда не говорили на такие темы. Только изредка обсуждали парней, с которыми Аня встречалась ещё в школе. Аня надеялась, что теперь, когда она больше трёх лет прожила в Испании, что-то изменилось.
Вчера вечером она так и не смогла дозвониться до брата. Ни родители, ни Максим не знали, где он. Аня заподозрила, что брат наконец встретил девушку и начал тайком ходить на свидания. Теперь поняла, что ошиблась. Дима не преминул бы сейчас этим похвастать – пусть не напрямую, но шутливыми отговорками или намёками. Однако он натянул наушники и отвернулся к ноутбуку.
Аня поднялась с кровати и подошла к напольной боксёрской груше, которая теперь возвышалась посреди комнаты. Подарок Диме на прошлый день рождения. Он сам заказал себе такую. Наверное, думал, что это забавно. Высокая, метр семьдесят, резиновая груша, отлитая в форме человека с пластиковым пьедесталом вместо ног и с вкладышем для фотографии на голове – можно представить, что бьёшь настоящего человека.
По словам мамы, Дима вкладышем никогда не пользовался, да и грушу бил редко. Тем не менее Аня считала саму идею довольно сомнительной. Это не помешало ей сейчас ткнуть грушу кулаком. Удар получился слабый. Резиновый человек едва отклонился. Аня ударила ещё раз и шикнула от боли в пальцах. С обидой посмотрела на Диму, а потом увидела его отражение в мониторе. Брат смотрел на неё. Едва сдерживал смех.
