– Это из «Сумерек». Как и браслет Зои.
Шмелёвы выжидательно посмотрели на Максима. Максим пожал плечами. Совпадение ему не понравилось. Зои… Нужно было позвать её с собой. И внимательно следить за тем, как она реагирует на происходящее.
– Что теперь? – спросил Дима.
– Ищем дальше, – промолвил Максим.
Они провели в доме весь день с перерывом на обед. К счастью, Аня захватила с собой две баночки кёрда и связку бананов – коротких, толстых, по вкусу похожих на щавель. Дима перекусом остался недоволен, заявил о неизбежной голодной смерти и под конец больше ворчал, чем помогал в поисках.
После обеда Максим с немой одержимостью простукивал стены, половые доски, двигал мебель, обследовал оконные рамы, даже осмотрел солнечные батареи на заднем дворе. Отказывался верить, что синяя папка из офиса Салли привела их в очередной тупик. Лишь за час до заката прислушался к Ане, согласился отложить поиски до следующего дня.
Шмелёвы отчаялись найти что-либо в заброшенном доме Шустова-старшего, однако не перечили Максиму, когда он разбудил их на заре. Покорно отправились завтракать в столовую, где только начали выставлять готовые блюда, затем согласились пройтись по магазинам. На этот раз Максим подготовился к обыску: купил молоток, отвёртки, гвоздодёр и пассатижи. Не дал Диме оплатить эти покупки, более того, отдельно ото всех купил себе обеденный паёк – лапшу быстрого приготовления; от фруктов, овощей и риса, заготовленных Аней, отказался. Максим и без того задолжал Диме пятнадцать тысяч, которые занял перед отлётом в Индию, и сейчас старался на всём экономить – денег осталось немного.
К новым поискам Максим приступил с такой беспощадностью, что напугал Аню. Она попросила аккуратнее размахивать гвоздодёром и не обрушить весь дом, пока они внутри, затем ушла на кухню заниматься готовкой. Помощи от неё было немного. От Димы – ещё меньше. Он только суетился вокруг, мешал путаными советами и насмешками, которыми осы́пал Максима, заметив, как тот взялся выламывать тонкие полоски плинтуса.
Первое время Максим вёл себя сдержанно. Сорвав с тумбы крышку, осторожно ставил её к стене, старался не мусорить, а намусорив, сметал обломки в угол. По возможности обходился отвёрткой. Долго мучился с первым шкафом, намереваясь проверить его днище и возможные тайники за стенкой. Под конец сказались усталость и раздражение. Всякая бережливость пропала, и Максим уже не стеснялся опрокидывать мебель на пол, сбивать полки, вырывать их с чёрными корнями саморезов. После каждой неудачи заводился ещё больше, и в какой-то момент могло показаться, что он, отказавшись от поисков, предпочёл просто разгромить отцовский дом – не оставив в нём ничего, что могло пригодиться новым жильцам, а возможно, и самому отцу, если тот задумает сюда вернуться.
Аня несколько раз заглядывала в комнату, видела разгорячённого, вспотевшего Максима. Смотрела на него с тихой скорбью, однако не пыталась одёрнуть его или вновь призвать к осторожности. Когда же Максим, обессилев, сел в углу, Аня принесла ему тарелку с рисом и тушёными овощами – молча поставила её рядом и ушла.
Максим долго смотрел на тарелку, оглушённый пустотой своих мыслей. Затем, так и не притронувшись к рису, отправился на кухню. Заварил лапшу. Не говоря ни слова, сел за стол к Шмелёвым, а уже через десять минут с упрямым озлоблением опять взялся за гвоздодёр и молоток.
Добравшись до спальни, распорол матрас. Не обнаружил в нём ничего, кроме прослоек из латекса и кокосовых волокон. Принявшись за прикроватные тумбы, спросил себя, почему отец, если действительно любил маму, не сохранил тут ничего, что напоминало бы ему семью. От этих мыслей неожиданно пришёл к вопросу: есть ли хоть малейшая вероятность, что он, Максим, станет таким же, как отец? Столько раз слышал: «Вылитый Серёжа», «Говоришь как Сергей Владимирович», «Одеваешься как Серёжа», «Серёжа поступил бы так же», «Голос как у Сергея Владимировича в твоём возрасте». Это сводило с ума. Но что, если все они: мама, её знакомые, отчим, бывшие коллеги отца, – что, если они правы? Ведь Максим чувствовал, как его увлекает сама мысль о путешествиях и экспедициях, в которых побывал Шустов-старший. Даже этот проклятый чайничек с двойной ёмкостью вызвал у него едва подавляемый восторг. Как же так…
Простонав, Максим подскочил к стене, стал наносить один за другим удары молотком – легко и глубоко пробивал саманные кирпичи. Стиснул зубы, чтобы не закричать. Хотел раскрошить стену, разнести дом и похоронить под его обломками самого себя, а заодно и всех, кто оказался с ним рядом. Задохнувшись, отпрянул. Выронил молоток на пол. Наваждение сошло, оставив Максима надорванным, измождённым.
Он так и стоял, безучастно рассматривая изуродованную стену, а потом услышал, как его зовёт Дима. Откликнулся не сразу, но в конце концов вышел из спальни.
– Что? – Максим закашлялся. Пересохшее горло саднило. Хотелось пить.
– Ты видел этот нож? – Дима сидел за письменным столом в кабинете.
Аня, стоявшая возле окна, обеспокоенно посмотрела на Максима. Ему было неловко, что он вот так пренебрежительно отказался от риса с овощами, даже не поблагодарил Аню. Она старалась, хотела помочь. Впрочем, Максим предупреждал её, что будет питаться только за свой счёт.
– Нож? – Максим подошёл к Диме. – Да, видел. У меня был такой же.
– А я не мог вспомнить, где…
– Это всё?
– Что? Нет… Постой. Ты его брал в руки?
Максим склонился над столом. Осмотрев нож, передёрнул плечами.
– Попробуй, – настаивал Дима.
Максим нехотя протянул руку к ножу. Подцепил его пальцами. Но поднять не смог. Нож прилип к столешнице. Тогда Максим крепче сдавил рукоятку. Всё равно не смог оторвать её от стола.
– Весело, правда? – хмыкнул Дима.
– И что такого?
– Пока не знаю. Сижу вот, думаю.
– О чём?
– О том, почему вдруг нож приклеен к столу.
– С чего ты взял, что он приклеен? Просто присох.
– А ты посмотри. – Дима встал со стула.
Максим занял его место. Пригляделся. Под лезвием ножа в самом деле был клей. Прозрачный и, судя по всему, крепкий.
– Сергей Владимирович ничего просто так не делал. А тут вдруг намертво приклеил нож.
Максим поджал его ручку пальцами обеих рук, но всё равно не смог её сдвинуть.
– Нужен гвоздодёр, – заметил Дима. – Кажется, ты его хорошенько освоил.
– Принести?
– Думаешь, поможет? – Кажется, Дима не понял, шутит Максим или нет. – Опять же, ты сам говорил, твой папа не любил простых задачек. Вряд ли мы чего-то добьёмся, если просто отковыряем нож. Только всё испортим. Это как с глобусом, который мы поначалу хотели разбить.
– И что теперь?
– Это ты мне скажи. Ты у нас мастер разгадывать головоломки.
Максим упёрся локтями в стол. Застыл, тщетно разглядывая нож, его резное оголовье, гладкое лезвие, остроты которого едва хватило бы, чтобы разрезать сложенный лист бумаги.
