Утром его разбудили Шмелёвы. Узнав о тщетных ночных поисках, Дима предложил обратиться к Зои. Поразмыслив, Максим отказался от этой идеи, а перед выходом на улицу спросил Аню:
– Кстати, что там с браслетом Зои?
– Браслетом?
– Ну да. И с горчичным рюкзаком.
– Ах, это… – Аня повеселела. – Это из «Сумерек». Браслет Ренесми. Подарок от запечатлённого с ней Джейкоба.
– О господи, – Дима закатил глаза. – Как можно смотреть эту чушь?
– Сказал человек, который двадцать раз видел все фильмы «Гарри Поттера», – рассмеялась Аня.
– Не двадцать, а четырнадцать. И не все, а последние четыре.
– А ты, – Максим с интересом посмотрел на Аню, – поклонница «Сумерек»?
– Поклонница? Да нет, просто знаю. В Мадриде как-то делали практическое задание по дизайну из этой вселенной.
– А прозвучало так, что это чуть ли не твоя любимая сага.
– Ну… Искала точки соприкосновения, пока Дима пялился на её татуировку и уши.
– Эй! – возмутился Дима.
– Я так и подумал, – кивнул Максим и направился к двери.
Как ни странно, в компании Димы и Ани ему хватило одного часа, чтобы найти дом с именной табличкой отца. Даже не пришлось заходить в заросли и распугивать дремавших там летучих мышей. Достаточно было пройтись по круговой дорожке и пересечь расчищенную от растительности площадку с давно пересохшим фонтаном.
Дом оказался одноэтажный, из саманного кирпича и с четырёхскатной бордовой крышей, пожалуй, чересчур высокой для такого строения. Белёные, но пожелтевшие от времени стены местами поросли чёрным налётом грибка и были прорежены узкими окнами без ставен. Все окна, что типично для Ауровиля, покрывала решётка из тёмно-синих плашек.
Войти внутрь помогли Димины отмычки. Замóк сухо щёлкнул, и Дима торжественно отворил дверь. Первым запустил Максима.
– Странно, – Аня щёлкнула выключателем. – Электричество есть. Лампочки горят.
Максим стоял в нерешительности. Ждал, что увидит затянутые паутиной и плесенью помещения, изъеденную мышами мебель и что-нибудь вроде термитников по углам, однако дом отца внутри оказался чистым. За ним следили.
– Думаешь, тут кто-то живёт? – Дима теперь старался говорить тише.
– Вряд ли, – Максим показал на бамбуковую вешалку и обувницу. Они пустовали, как пустовал и весь дом.
Незамысловатая обстановка выдавала скорее непритязательность хозяина, чем его бедность. Максима в первую очередь привлёк кабинет с письменным столом, надстроенным рядами выдвижных ящичков. Впрочем, в кабинете и в других комнатах ничто не указывало на Шустова-старшего. Ни фотографий, ни сделанных от руки записей. Если бы не табличка на входной двери, Максим вовсе усомнился бы в том, что они пришли по адресу.
Стены по всему дому – белёные, шероховатые, с неглубокими вмятинами и совершенно пустые. Ни картин, ни зеркал. И только в кабинете висел индийский ковёр с пайетками и бисеринами по контуру пятнистого слона и его непропорционально большого хобота. Кроме того, здесь висел календарь за две тысячи десятый год с узнаваемым портретом Мирры Альфассы. И маска.
Маска Ямараджи. Правителя мира мёртвых. Великого судьи, знающего потаённые мотивы и тайные желания людей. Уж он-то разберётся с туристами, выкупавшими свободу голубей в Пудучерри. Максим, взволнованный, приблизился к стене. Надеялся, что Ямараджа вновь выручит его и сегодня он опять разглядит в глазах смерти нечто важное.
Не разглядел.
Маска лишь отдалённо напоминала Ямараджу из Клушино. Такая же рогатая бычья голова с тремя глазами и выпирающей пастью, однако на ней не было языков пламени, да и в целом её исполнили проще, раскрасили без особой бережности, в дешёвые броские цвета.
– Гипс, – прошептал Максим, сняв маску со стены и почувствовав, до чего она лёгкая.
Никаких скитал, замаскированных под ручку, никаких таинственных символов. Обыкновенная игрушка, которую можно купить за двести рупий на любом рынке.
– С электричеством я разобрался. – Дима вернулся с заднего двора и теперь заглянул в кабинет. – Там целая поляна солнечных батарей. Аккумуляторы, наверное, где-нибудь под землёй. Работают себе да работают. Хоть шесть, хоть десять лет.
– Это не объясняет, почему здесь так чисто. – Максим, повесив маску на место, провёл пальцем по пустовавшей тумбе и показал Диме тонкий, едва различимый налёт пыли.
– Ого! Ямараджа. – Дима заметил маску.
– Не в этот раз.
– Жаль.
– Это было бы слишком просто.
– Да я уж понял, Сергей Владимирович любил загадки посложнее.
Максим промолчал в ответ. Осмотрел письменный стол отца. Достал листы бумаги из бамбукового лотка. Пустые, без надписей. Что тут ещё… Каменная карандашница, тяжёлый степлер. Ничего интересного. Ближе к многоуровневому навершию стола лежал нож для конвертов. Чёрный, деревянный, с лоснившимся от шлифовки лезвием. Ручку венчала стилизованная голова с длинными, почти эльфийскими ушами. Неприятная находка. Максим в старших классах получил в подарок точно такой же нож. И мама, конечно, не упомянула, что он как-то связан с отцом. Почему она так поступила? Максим с горечью вздохнул. Начал неторопливо открывать один за другим ящики стола. Дима присоединился к нему, а чуть позже спросил:
– Кстати, о загадках. Может, расскажешь, что там с глобусом?
Максим прощупывал дно и створки очередного ящика. Не сразу понял вопрос. Когда понял, замер.
– А что с ним?
– Ну, девять названий. Все эти Алеутские острова, Иркутск, Убераба, всё такое.
– Очень смешно, – неуверенно промолвил Максим.
Не мог этого объяснить, но почувствовал, что сейчас нужно внимательно следить за своими словами. Гнал ненавистную подозрительность, однако не мог избавиться от неё. Захотелось сжаться в тесный колючий ком и никого к себе не подпускать. Построить стены, неприступную крепость.
– Нет, ну серьёзно, – настаивал Дима, не догадываясь, как сейчас пугает Максима.
Дима не умел так шутить. Не умел так разыгрывать друзей. И должен был понимать, насколько неуместны подобные шутки.
– Ну как? – В открытую дверь заглянула Аня.
Максим понял, что упускает важную, толком не осознанную возможность, однако воспользовался своей растерянностью и, чтобы разом избавиться от соблазна подозрений, сказал Диме:
– Только не говори, что сложил из них «Ауровиль» раньше меня. Не поверю.
Сказал и возненавидел себя за это.
– Да уж, – неловко, фальшиво усмехнулся Дима, чем только усилил терзания Максима.
Аня, так и не дождавшись ответа, зашла в комнату.
Максим до гула в ушах стиснул челюсти. Не забыл, как в Москве обвинял отчима в предательстве, как едва не подрался с ним в хостеле, как устроил глупую сцену с Димой, ещё не зная, что тот ходит к психиатру и вынужден втайне бороться с переживаниями после прошлогодней аварии, как попутно уязвил Аню, предположив, что она неспроста вернулась из Испании в те дни, когда «Старый век» опубликовал каталог предаукционной выставки. Максим, ослепнув от страха, бросался с обвинениями на несчастного Абрамцева, на Погосяна, да что там, он даже Елену Яковлевну, хранителя живописи из Русского музея, считал подозрительной. Вернуться к таким мыслям – безумие и паранойя, ничего больше. Косо смотреть на Диму из-за глупой шутки, простого недопонимания сейчас означало признать собственную слабость. Так можно было окончательно запутаться и сойти с ума. С отцом наверняка случилось нечто подобное – обезумев под гнётом болезненной фантазии, он сгинул в лабиринте загадок, шифров, потерянных городов и цивилизаций.
