– Что сейчас? Почему тебе понадобились эти пустые, никчемные гастроли именно сейчас?
– Галя, милая, твоя оценка внешнего мира уже давно не совсем адекватна. Я работаю. И я уже давно, наравне с тобой, вкладываюсь деньгами в нашу семью… Да, мне сделали хорошее предложение. Ты прекрасно знаешь, что это мое первое самостоятельное шоу, где я наконец смог реализовать себя как режиссер и хореограф. Меня заметили, пригласили, неужели ты не можешь…
– Хватит! – перебила она. – Вкладывается он! Только если жратвой, которую сам же и уничтожает! В тебе нет и никогда не было ничего, кроме махрового эгоизма. Чем ты лучше Амира, который отправил бабушку!
В ней клокотали самые разные мысли, они путались, сбивались в кучу-малу, и от того, как она, безо всяких пауз, перескакивала с темы на тему, от лихорадочного блеска ее глаз Мигелю становилось все страшнее за сына.
Но назад пути не было.
Он должен был ехать.
– И откуда в твоей голове могла взяться такая нелепица?
– Я уже давно пытаюсь тебе это рассказать! Я тут выждала момент, когда он рано утром пошел в душ, а Олька, как всегда, дрыхла. Я посмотрела, что он от нас прячет.
У него в шкафу, под рубашками, лежит небольшой кейс, а в нем колбы и пробирки. А ты… ты не спишь со мной почти месяц.
Мигель встал со стула и заходил по комнате.
Принялся что-то искать во всех ящиках, которые попадались ему на глаза.
Пачка сигарет, к которым с рождения Лу он не прикасался, нашлась в ящике с Галининым нижним бельем.
Вытащив сигарету и теперь уже с нескрываемой тревогой косясь на Галину, он вновь принялся мерять шагами комнату.
– Ты хоть понимаешь, что ты несешь?!
– Что слышал! В нашем доме убийца и шпион!
– Какое ты имеешь право рыться в чужих вещах?! Это был очередной сон, твои больные фантазии. А бабушка, уж извини, умерла в больнице под присмотром врачей от обширного инфаркта…
– Умерла… Ой, умерла-а-а! Предала меня. Мать предала! И меня-я-я!
Галина, задрожав всем телом так, словно только что осознала случившееся, тяжело повалилась на кровать. – И все теперь рухнуло к чертовой матери! – надрывно скулила она.
Глядя на большую, жалкую женщину, похожую на огромную, выброшенную на берег рыбу, Мигель остро почувствовал к ней сострадание.
Отшвырнув в сторону незажженную сигарету, прилег рядом.
– Галя, девочка моя, хватит… Я поговорил с Олей, все эти три дня, пока меня не будет, она постарается проводить с тобой как можно больше времени. Всего три дня… А когда я вернусь, мы вместе пойдем к лучшему врачу, да? И эти… уедут наконец. Оля сказала, на следующей неделе точно. Это роды вызвали такую тяжелую депрессию… И бабуля твоя подкачала… Но ты сильная, справишься. Мы вместе с тобой справимся, ради Лу.
Будто щелкнул капкан – она быстро обхватила его руками, вцепилась ногтями в шею и, зажмурив опухшие от слез глаза, принялась на ощупь искать своими тонкими покусанными губами его рот.
И он, повинуясь теперь уже одному только чувству долга, разжал свои губы.
Через пятнадцать минут Мигель, ощущая какой-то минутный, нездоровый восторг от лихорадочного соития, накинул на себя халат и выскользнул из комнаты в душ, испытывая острую необходимость смыть с себя его следы.
Телефон Мигеля, случайно вывалившийся на кровать, настырно пискнул.
Галина успела нажать на входящее сообщение, прежде чем программа потребовала ввести пароль для входа.
«Дорогой Мигель! Мы с нетерпением готовимся к предстоящей встрече. Для Вас забронирована гостиница „Тихая пристань“, а также Вас ожидает приветственный ужин в одном из лучших ресторанов города. Расходы за счет приглашающей стороны. До скорой встречи)».
Сообщение было отправлено некоей Валентиной Шац.
Мигель показался в дверях спальни, растирая полотенцем мокрые волосы. Заметив в руках Галины мобильный, он тотчас обо всем догадался и, мило улыбаясь, опередил еще не слетевший с ее губ вопрос:
– Дорогая, ты нашла мой телефон! Я жду сообщения от Валентины Никодимовны, организатора мероприятия. Чудесная женщина… ммм… солидного возраста. Кстати, у нее богатый и влиятельный муж. Она обещала меня с ним познакомить. Уже и ужин запланирован…
– Да, я слышала про эту семью, – равнодушно бросила обмякшая и как будто окончательно успокоившаяся Галина. После истерики и секса ее охватило ленивое безволие. Собирая растрепанные волосы в пучок, она бросила взгляд на часы – ровно в семь вечера няня должна привести с прогулки Лу.
Мигель облегченно выдохнул.
То, о чем он умолчал, заключалось в следующем: пару месяцев назад покровительствовавшая всем понемногу Валентина Никодимовна Шац побывала в городе и, узнав через общих знакомых про его экстравагантную постановку, предложила встретиться. В тот же вечер она стала его любовницей. Муж, богатый и влиятельный, у нее действительно был, вот только ни к ее делам, ни к предстоящему шоу он не имел ни малейшего отношения.
Конкретного плана у Мигеля не было.
Он всегда был честен с собой, под честностью подразумевая импульсивность действий в стремлении реализовать собственные позитивные намерения.
Женщина, сидевшая сейчас перед ним на кровати, выглядела неряшливой и жалкой, а все, что было у него связано с ней, давно уже не на шутку опостылело. Все, кроме Лу.
То, чего он хотел на самом деле, заключалось в очень простых вещах – ему было необходимо реализоваться и стать полностью независимым от нее в быту и финансах.
А уж тогда и Лу можно будет забрать…
Уважаемая Валентина Никодимовна, вложившая столько труда и денег в свою физическую оболочку, что в свои пятьдесят местами и временами она выглядела чуть ли не на тридцать, благодаря своей кипучей энергии могла ему в этом помочь.
48
«Если бы не полгода сырости и серости, когда город почти без передыху подтирает слезы зареванного неба, невозможно было бы оценить эту буйную красоту!» – думалось Варваре Сергеевне, прилипшей к окошку поезда.
Накануне Валерий Павлович предложил съездить посмотреть на его «хибару», и сегодня утром она впервые сказала Аньке правду, слукавив лишь в том, что едет загород со своим старинным другом.
А с другой стороны – все относительно…
Разве бы она куда-то поехала, не будь у нее ощущения, будто она знает его всю жизнь?!
Пригородная электричка, незаметно набрав полный ход, весело неслась вперед, и Самоваровой казалось, что это расшалившаяся девица, раздвигая на лету тугие лесные ветки с изумрудной листвой, сломя голову бежит под горку.
На первой же остановке в вагон хлынуло множество людей, и успевшим занять сидячие места пришлось потесниться.
