Какая уже, к черту, разница?!
Этот хоть трепещет, пусть слабеньким, но огнем, который сейчас сжигает до тла все ее иллюзии…
А Мигель, он теперь – что?
Безмерно ценит и уважает.
Приспособился, паразит, высосал всю ее цветущую зрелость, бросил корни в землю, пресытился и шарится теперь с кем-то по темным углам.
Доказать нельзя, он же ловкий, как и все они.
Эх, мужчины…
В них разума от рождения больше, вот и понимают они, что все в мире скоротечно, и живут только в настоящем моменте.
И в этом моменте даже не лгут.
Лгать они начинают потом.
Потом…
Коньячный жар побежал с лица Галины ниже, и вот она уже слышала будто не свой голос, молящий, стонущий и шепчущий какую-то пряную чушь. Остатком здравого смысла она понимала, что оба играют краплеными картами, что ничего уже не наверстать и не вернуть, но ей нужен был сейчас этот обман. Главное – не открывать глаза, не видеть морщин на его лице и змей, притаившихся под шкафами и стульями комнаты.
А уж когда придет их с Максом «потом», она будет до зубов вооружена.
Этот скот-шизофреник, выгнавший жену с ребенком, такси ей до дома оплатит и… она найдет ему какое-нибудь полезное применение!
Звонок в дверь вырвал Галину из вязкой дремы, заставил встрепенуться и резко отдернуть ногу от посапывавшего где-то возле ее плеча Разуваева.
«И неплохо ведь, если честно, было… Если не смотреть на него пристально, если не читать в отметинах, что оставило время на его лице, всю его нехитрую историю…»
Галина, все еще хмельная, встала с кровати и попыталась найти свою разбросанную одежду.
«Все-таки мужики в чем-то правы… Какие еще ощущения могут сравниться с этими сокрушительными, до дрожи, почти до беспамятства, спазмами? Вот только и в этом природа дала им больше. Они почти всегда и с любой могут это получить, а нам, женщинам, – только если повезет, чтобы все совпало… Да уж… Отчаянье – родная сестра страсти».
Макс пошевелился и, не открывая глаз, спросил:
– Галь, звонил вроде кто?
– Не знаю.
– Ты уходить уже хочешь?
Галина взяла в руки телефон.
Часы показывали десять вечера и четыре непринятых вызова.
Все от матери.
От Мигеля – ни одного.
– Не знаю.
Нет, им не показалось – в дверь снова позвонили.
– Макс, это кто?!
Галину охватила паника.
Фарфоровый клоун с гадкой усмешкой на нарисованных красных губах хотел подмигнуть ей с трюмо, но передумал.
Книги в массивных коричневых переплетах косились на нее с высоких, под самый потолок, полок. Собрания сочинений русских классиков. Галина не сомневалась в том, что за все то время, что жил здесь, Разуваев не открыл ни одной.
Атмосфера ретроквартиры уже перестала ей казаться столь очаровательной.
Старые трубы скрипели, будто с трудом пропуская по своим кишкам воду. Запах прошлого, лежалый, с ноткой нафталина, с застарелой, ничем не перебиваемой табачной паутиной, с чужими несчастьями и скорыми случками, обнажил перед ней убожество комнаты.
– Макс, встань и пойди посмотри!
– Господи… Да это, может, Бойко твоя… И хрен бы с ней!
– Так ты ее все-таки позвал?
– Ой, да не помню я… Говорил с ней на днях.
– Макс, я прошу тебя, встань и посмотри, кто за дверью!
– Да ты истеричкой стала.
– А ты нет?
Разуваев, невыносимо пошлый и снова чужой, нехотя привстал.
– Ну?! Видишь, не звонят больше!
– Это не Бойко.
– Почему?
– Потому что это была она.
Макс, не удосужась хоть чем-то прикрыть свое вроде бы еще стройное, но уже с заметным животиком тело, прошел к окну, открыл его и прикурил сигарету.
Холодный осенний воздух мигом заполз в комнату и заставил Галину торопливо одеться.
Макс продолжал стоять к ней спиной и, быстро затягиваясь, курил.
– Галь, у тебя с мужем новым не ладится?
– При чем тут муж?
– Ну как при чем… Я понимаю: ты праздника хочешь, а там обязанности да пеленки.
– Макс, ты тупой, ты вообще ничего не понимаешь!
Галина хотела было рассказать ему про бомжиху, жену того, кого он случайно убил, про то, что та выследила и преследует ее, но слова застревали в горле.
Не поймет он.
Есть в мире вещи более чем реальные, но сложно объяснимые.
– Мне помощь нужна, – бросила она, на ощупь поправляя прическу.
– Сегодня? – лениво отозвался Макс.
– Сегодня домой поеду. Но скоро вернусь. Такси, кстати, закажи! И оплати.
– Как скажешь, королевна.
По его вялой ухмылке ей стало понятно, что с деньгами у него, как обычно, не очень.
36
Варвара Сергеевна сидела на неудобной серой банкетке.
В числе многих других, она оказалась в очереди, у которой не прослеживалось ни начала, ни конца.
Правда, она ощущала, что в этой очереди с тяжко вздыхающими людьми, одетыми в тусклую, в темных тонах, лишенную индивидуальности одежду, скрывался какой-то смысл.
Варвара Сергеевна вроде бы знала какой, но напрочь о том забыла. Выйти покурить и попробовать, разговорившись, что-нибудь выяснить, она почему-то не могла.
На стенах учреждения была развешена какая-то информация.
Было сложно различать буквы без очков, но удалось разглядеть, что в основном это были правила, разбитые цифрами на пункты и подпункты.
В дверь, которая редко приоткрывалась, заходил следующий по очереди, и, как быстро заметила Варвара Сергеевна, никто из нее обратно не выходил.
Как только она о том подумала, массивная, обитая коричневым дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель тотчас просочилась давно стоявшая наготове худенькая, с плаксивым выражением лица, немолодая женщина. А между тем предыдущая посетительница, молодая и вздорная, нахально проскочившая без очереди, абсолютно точно оттуда не вышла.
Но это, кажется, совсем не волновало страждущих, толпившихся у двери.
И тут Самоварова сделала очередное открытие – очередь состояла из одних женщин.
Не владея какой-либо информацией и не желая играть втемную, Варвара Сергеевна собралась уже уходить.
Но дверь снова приоткрылась.
