А к вечеру следующего дня Галина без особых мучений, самостоятельно произвела на свет здорового трехкилограммового мальчика.
32
– И кем он тебе приходится?
– Знакомый…
– Варь, ну тогда я для тебя точно ничего делать не стану!
– Хорошо, он мне приснился… А ты знаешь, что многим моим снам стоит верить.
– И что же тебе приснилось? Сплетни черемухи? Мертвые брюхатые рыбы?
Никитин небрежно отодвинул от себя остывший чай. Чай обиженно всколыхнулся и оставил в отместку на столе два бурых пятнышка.
Полковник схватился за трубку.
– Потом поменяет! И мне кофе не нужен! – опередила его порыв Самоварова.
В кабинете начальника ничего не изменилось.
Чисто, бездушно, безлико, и только на рабочем столе обычный беспорядок.
Два стационарных аппарата с кучей дополнительных кнопок (сколько спасенных, а еще больше сломанных жизней скрывалось за их молчанием!) стояли на страже лабиринта папок, ручек и всевозможных бумаг.
Когда же она была здесь в последний раз?
… Полгода назад Самоварова оказала полковнику помощь в расследовании преступления – молодой человек зверски убил свою невесту.
Девять колото-ножевых ран, больше половины – смертельные.
Была вечеринка, молодежь много выпила, плюс наркотики. Задержанный парнишка горько, как ребенок, плакал и исступленно твердил, что ничего не помнит.
Никитин дал ей возможность ознакомиться с протоколами допросов.
Полковник был в тупике, что-то подсказывало ему, что в этой истории не все так просто.
Против молодого человека набралось изрядное количество улик, а отец убитой девушки, хамоватый тучный владелец сети автосервисов, давил на следствие и требовал скорейшей расправы над мерзавцем.
После визита в отделение у Самоваровой был сон.
Тогда ей впервые приснилась Кармен.
Дело было в шумном, тесном трактире, в каком-то смутном времени…
Красивая девушка сидела на краю большого дощатого стола, уставленного грязной посудой.
Тяжелые черные волосы ласкали карамельные плечи, ссыпались рекой в глубокий вырез платья, отборный жемчуг мелькал в спелых, покусанных губах.
Нервный молодой человек, совсем еще ребенок, трогательно играющий в мужчину, донимал ее вопросами, которые читались в глазах, налитых вином и печалью. Девушка снисходительно поглаживала его руку и он, щурясь от духоты и дыма, пытался разглядеть на ее лице то, о чем мечтал.
Вход в трактир загораживала огромная свалка из разломанных стульев и обломков разной утвари, сваленных в кучу и связанных массивной цепью таким образом, что к окошку рядом с дверью оставался лишь узкий проход.
Вокруг орали, чадили, постоянно вскакивали, пили до дна, пели несвязно, но самым сердцем, и постоянно отбегали к окошку на что-то посмотреть.
Взмыленные официанты как ни в чем не бывало сновали с переполненными подносами, то и дело доставая бутылки спиртного из уцелевшего, расписанного пестрыми цветами по светлому дереву, буфета.
За стенами пристанища озверевшие толпы народа превращали город в руины, а ночь, проникавшая в трактир через оконце, была светла из-за многочисленных пожарищ.
Кармен казалась совершенно спокойной: она ничего не боялась, никого не любила и явно чего-то ждала.
Вдруг участники этого отчаянного балагана вскочили и снова выпили, да с такой жаждой, что было очевидно: они уже откуда-то знали, что произойдет в следующие минуты.
Расталкивая крепкими торсами груды хлама, в трактир влетела шайка матросов с оружием наготове, началась пальба.
В следующем кадре Варвара Сергеевна увидела, как смуглая Кармен взазос целуется с дерзким, плечистым матросом.
Проводив дочь на работу, Самоварова набрала Никитина.
– С матросом ее не поделили. Ищи матроса, начальник.
– Какого еще матроса?!
– Поймешь! Тряси всех, кто был на вечеринке. Найдешь его – прессуй в режиме… скажем, два!
– А почему не в первом?
– Не тот формат. Второго, думаю, достаточно. Не мне тебя учить.
– Матрос, значит… Хорошо, я понял, хотя, если честно, ничего не понял. А я ведь думал о тебе, Варь…
– Серьезно? Давай, ищи его… Ну все, отбой.
На следующий день полковник приказал снова вызвать в отделение всех, кто принимал участие в злосчастной вечеринке.
Грамотно выстроенное психологическое давление, в процессе которого многие допрашиваемые начали юлить, позволило следователям отобрать парочку подозрительных парней и плавно перейти с ними к «режиму номер два».
Через несколько часов картина прояснилась.
Почти случайно попавший в компанию «золотой молодежи» один простой, но чрезмерно амбициозный парень, крутил за спиной у жениха роман с невестой.
Когда парня, уже в наручниках, выводили из отделения, Варвара Сергеевна, в пушистом оренбургском платке и Анькиных очках-хамелеонах, стояла недалеко от крыльца и курила в компании едкого морозца.
На молочно-белом лице «матроса» рассыпались колючие веснушки. Во всей его фигуре, поступи и взгляде читалась сила, но сила слепая, неуправляемая, охочая брать все, что плохо лежит.
– Эй, дашь сигаретку? – вдруг выкрикнул парень.
От неожиданности Самоварова вздрогнула.
Все еще пытаясь куражиться, он ей подмигнул.
Но тут же, резким тычком в спину, его одернули двое новых, незнакомых Самоваровой полицейских.
Снегу за ночь привалило, да еще ударил нехилый мороз, и водитель машины мешкал с отъездом. Он открыл капот и, размахивая руками, сердито объяснял полицейским, что придется немного подождать.
– Вы же люди! Дайте покурить-то, мужики, ну пожалуйста!
Один из конвойных вытащил из кармана сигарету, прикурил ее и безразличными, ко всему привыкшими пальцами вставил в рот арестованному.
Варвара Сергеевна подошла ближе.
Даже морозный, обжигающий внутренности воздух не помешал ей уловить тот самый запах.
Так пахли напрасные души.
Кем-то обиженные, они скитались в веках, не имея для себя никаких других возможностей, кроме тех, что диктовал им лихой случай.
Сигаретный огонь потрещал, обернулся дымком и, смешавшись с ледяным облаком, быстро погас, растоптанный ботинком полицейского…
– Так что он тебе сделал, этот Валерий Павлович? Проник в квартиру и яда кошкам подсыпал?
– Сереж, мне сегодня не до острот. Вообще-то у меня здесь полно знакомых осталось, если что…
