Страсть – это самое дерзкое воровство.
Прежде всего у себя.
Убогий, опостылевший разум героически и тщетно сопротивляется, пока мы выгребаем из себя все, что есть, но – этого мало, мало, мало…
И…
Отдали душу.
Обрыв.
Конец.
Аннигиляция.
Но тут, в какой-то миг, вдруг послышится ангельский хор, обретет всеобъемлющую силу и красоту, устремится в самые небеса, – и уже в недосягаемой вышине, когда первозданная сила вновь окрепнет, в нее опять, вначале едва заметно, осторожно, а потом все отчетливей вовлечется колдовство страсти.
Сопротивляться ей – значит сопротивляться самой жизни.
Прежде чем начать аплодировать, Варвара Сергеевна несколько раз завязала и развязала на шее шелковую косынку.
* * *
Они вышли в прохладный майский вечер.
Нарядная толпа, выплеснувшаяся следом из театра, продолжала гудеть восторгом и вопросами. Стало тесно, душно и нестерпимо шумно.
Валерий Павлович взял ее под руку:
– Давай-ка отсюда выбираться!
Оторвавшись от основного потока, они, теперь уже неторопливо, двинулись по парковой аллее.
Варвара Сергеевна замедлила шаг и неожиданно спросила:
– А ты знаком с Ларой Брехт?
Даже в темноте ей удалось разглядеть, как изменилось выражение его лица.
– Нет, если я куда-то лезу, ты меня прости… Так, театром навеяло, вот и вспомнила…
– Что ты вспомнила? – перебил он.
Валерий Павлович оставался внешне спокоен, но сжавшиеся губы, рука, блуждавшая по карманам в поисках отсутствовавшей пачки сигарет, выдали его волнение.
«Какая же я дура! Похоже, я испортила вечер!»
Она решила поскорее все объяснить:
– Эта Лара может иметь какое-то отношение к убитой Валентине Щац, по крайней мере, она числится у нее в друзьях.
– И что? Неужели каждого друга на страницах этих дурацких соцсетей ты сразу начинаешь подозревать? Это в наше-то время? Открою тебе большой секрет, госпожа следователь: те, немногие, кто на самом деле друг с другом близок, редко общаются при помощи соцсетей. Хотя, увы, такие немногие в наше время большая редкость. А те, кто там… Вот кто они, все эти друзья? Ты человека, может, и видел раз в жизни, и хорошо, если так! Его и в живых уже может не быть, а этот след все тянется и тянется – в никуда…
– Валер, ты, похоже, нервничаешь. И что за сарказм в голосе? Зачем ты объясняешь мне прописные истины? Красивое имя, небезызвестная фамилия… Это привлекло мое внимание, я щелкнула на ее страничку и вдруг обнаружила, что ты у нее в друзьях. Вот, собственно, и все.
Самоварова обиженно вытащила руку из-под его локтя.
– Знаешь, Варя… Мне лишней информации и на работе за глаза хватает! Думаю, тебе-то это хорошо знакомо. Имел глупость, зарегистрировался в этой сети давным-давно на кой-то черт… И я там не бываю… Раз в два месяца поглядываю вскользь… Стучатся ко мне разные люди в друзья – я добавляю… И что из этого?
– Иными словами ты ее не знаешь, – подытожила ледяным тоном Самоварова. Теперь она не знала, на кого ей больше злиться: на себя за свою бестактность или на него за явное вранье.
Прошла целая вечность, и их обоюдное молчание наконец нарушил сигнал мобильного – к дороге подъехало такси, заказанное Валерием Павловичем.
Завидев машину, он цепко взял Самоварову под локоть и тоном, не терпящим возражений, сказал:
– Садись, я отвезу тебя домой.
– Типа джентльмен?
– Пытаюсь.
Варвара Сергеевна фыркнула, но в машину села.
В этот поздний час дороги уже были свободны от пробок, и через десять минут машина остановилась возле ее дома.
Валерий Павлович распахнул дверцу и подал Варваре Сергеевне руку. Она развернулась, чтобы уйти, но он ее удержал. Хотя, честно говоря, она и не сопротивлялась.
– Уважаемый, здесь стоянка запрещена! – крикнул из окошка таксист. – Или сразу рассчитайтесь, или поехали уже! Вы ведь другой адрес в заявке указали!
Валерий Павлович вернулся к машине и быстро расплатился.
– Ничего, дойду пешком. Мне недалеко.
Таксист дал по газам.
– Спасибо за вечер! – выдохнула Самоварова. – Валер, прости, я, кажется, не о том спросила… Мы отчего-то сразу начали с того, что шпионим друг за другом… Ты верно подметил: странное время. В свое оправдание могу сказать, что не праздное любопытство заставило меня это сделать…
– Варя, – Валерий Павлович говорил спокойно и смотрел ей прямо в глаза, но она чувствовала: что-то тяжелое, подкравшееся и зависшее между ними в парке, так никуда и не ушло.
– Варя, я готов удовлетворить твое любопытство… Лара Брехт была одной из моих пациенток.
– Всего-то?
– Да. К тому же это было давно.
– Значит, ты и светских львиц в своей районной поликлинике лечишь? И что они предпочитают в это время суток? Прозак? Имипрамин?
– Да ты знаток! По-разному бывает… Я тогда принимал не в районной поликлинике. А Лара… Она была не светской львицей, а очень одиноким человеком.
– Таким же одиноким, как я?
– Намного больше. А ты не одинока. Ты просто в это заигралась.
15
Прошло три дня с тех пор, как Мигель, по сути, послал ее в жопу.
Нет, Галина старалась быть сдержанной…
Она очень старалась адекватно реагировать на близких.
Но мать в субботу и часа не выдержала в ее обществе: как Галина ни поджимала губы, дабы не взорваться, как бы она ни пыталась выдавить из себя задорные и неуместные смешки в ответ на материны невеселые рассказы о ее жизни, скандал все равно грянул.
– Галь, я понимаю, тебе сейчас очень тяжело…
– И почему ты так считаешь?
Галина накрывала к обеду и наспех размешивала в миске овощной салат.
– Да ты погляди, у тебя уже половина салата по краям висит… и на столе, вон, тоже!
Несколько липких салатных листьев и в самом деле разбежались по столешнице, но никакой половины там, конечно, не было!
– Зачем все утрировать? Ненавижу, когда готовлю, а на меня кто-то смотрит! Нормально все. Сейчас пиццу достану – будем обедать.
Вегетарианская пицца с подгоревшими краями оказалась невкусной и сухой.
Катюша с трудом прожевала небольшой кусочек и отставила тарелку.
Выходя из кухни, она тихо попросила бабушку позвать ее, когда будет чай со сладким.
– А тарелку за собой убрать?! – не удержалась Галина. – Слабо, да?!
