И тогда Варвара Сергеевна вновь переключалась на страничку Галины, жены убитого.
И что-то у нее не складывалось…
Почти на всех фото Галина выглядела живой и естественной: никаких заигрываний с возрастом, минимум макияжа.
Слишком уж разными были две эти женщины.
Эх, Мигель, Мигель, ты один знал, что тебе нужно, а главное – зачем…
– Итак, женщина оставляет мужа. Скажем, не самого последнего самца. Породистый, статный парень, да и местечко для хорошего старта в жизни ему было предопределено: он – человек из творческой семьи и, скорее всего, из семьи со связями. Дочка у них славная, симпатичная… Но в середине жизни женщина резко меняет мужа на нечто ментально чужеродное да еще и рожает ребенка! Есть мысли, Валера?
– Половое влечение частенько затмевает рассудок.
«Даже и не сомневаюсь, что в этом ты знаток!» – хмыкнула про себя Самоварова.
Сегодня был пронзительный и нежный голос Клавдии Шульженко.
Перед тем как приступить к приготовлению пищи, Валерий Павлович настроил музыкальную систему сына и выбрал, к удовольствию Варвары Сергеевны, этот ретродиск.
Обедали они поздно. Вернувшись домой, Валерий Павлович долго колдовал над макаронами по-флотски.
– В том-то и дело, что непохоже… Здравого рассудка там, судя по всему, хоть отбавляй! Да и цинизма… Я выяснила, что бывшие супруги много лет дружно работали в ночном клубе, и ты понимаешь, какая там среда… Ну натешилась бы она, пережила бы кризис, но зачем же в корне-то все менять? Ух, Валер, я, похоже, на тебя плохо влияю… Понеслась душа в рай… Закурил по новой?
– Да нет… Я только балуюсь, с тобой можно!
– Что, без вариантов?
– Именно. А пойдем в театр в пятницу?
– Что, так серьезно?
Самоварова нахмурилась.
– А давай не будем все куда-то в рамки загонять: серьезно-несерьезно… Просто возьмем и пойдем в театр. Я тебя приглашаю и билеты беру на себя!
Первым делом Самоварова хотела было подчеркнуть, что свой билет она в состоянии оплатить сама, но почувствовала, как нелегко ему дались эти простые слова, и возражение застряло у нее в горле.
Самоварова подцепила на вилку жирных макарон.
Второй день подряд ее кормил мужчина.
Второй раз в жизни ее кормил мужчина тем, что приготовил для нее сам.
Еще не зная, как она все это объяснит Аньке, Варвара Сергеевна для вида похмурилась и, кивнув, согласилась.
* * *
– Лариса, прошу тебя, голубушка, сделай это для меня!
Самоварова уже десять минут возбужденно дышала в трубку, почти без умолку говорила, а про себя все переживала, высохнет ли платье.
– И что, прямо так и сказать?
– Да, так и скажи, мол, требуется серьезная консультация, надо разобрать книги, мол… Иван Иванович, предположим, подсказал, что среди них, возможно, есть не просто редкие – уникальные…
– Иван Иванович с работы? – хохотнула трубка.
– Само собой. Для пущей важности скажи, что генерал.
– Ах-ха-ха! Ну а потом что?
– Ну что… Задержи ее хотя бы часиков до десяти.
…Двадцать лет назад в небольшом областном городке в часе езды от города, в частном деревенском доме заживо сгорела молодая женщина.
Дети были в школе, муж, водитель грузовой фуры, – в рейсе.
Дело хотели быстро закрыть из-за отсутствия состава преступления, но местный следователь Лариса Андреевна Калинина имела другое мнение на этот счет.
Тогда в составе специальной комиссии в город направили в том числе и Варвару Сергеевну.
Туго, долго, дергано, вместе им удалось собрать необходимые доказательства поджога.
Как оказалось, муж сгоревшей давно уже сожительствовал с соседкой.
Пока дети были в школе, разлучница пришла к женщине на разговор и после совместного распития водки, подсыпав жертве в рюмку клофелин, спалила несчастную вместе с домом.
…Да, в середине жизни люди редко сходятся настолько близко.
В классическом представлении о дружбе ее вроде как и не было между двумя следователями: виделись нечасто, на дни рождения не каждый раз друг к другу приезжали.
Но Лариска, имевшая так много общего с замкнутой и принципиальной Самоваровой (характер, вкусы, взгляды на некоторые вещи) очень быстро стала для Варвары Сергеевны родственной душой.
И дочку ее Ларка полюбила как родную.
– Варенька, я готова, но есть одно условие: ты должна сказать мне правду о том, зачем тебе это нужно…
– Милая, хватит! Ты же не верила! Ты, может, единственная всегда понимала, что со мной все в порядке.
– Варя… Я не верила и не верю. Но такие сложились обстоятельства… Я должна понимать, как и зачем ты собираешься использовать это время. В конце концов, я тоже несу за тебя ответственность.
– Перед кем?!
Самоварова провела рукой по шелковой глади платья – почти, почти, под слабым утюжком – досохнет.
– Да перед Анькой твоей, черт побери! Скажи мне правду, и я все организую в лучшем виде, обещаю!
– Ладно. В театр меня пригласили, – выдавила из себя Варвара Сергеевна и замерла.
– Ой… Мальчик, девочка?
– Мальчик…
Туфли еще ничего. Лакированные, каблучки поцарапаны, но это почти незаметно. Помада будет, конечно, красная. И губы тщательно подвести карандашом. Черт… точилки-то нет! Придется ножом, по старинке.
– Ну ты даешь, стерва ты хитрая! – восхищенно присвистнула Лариса Андреевна. – Что, хороший мальчик?
– Вполне.
– Ну что ж… Из тебя всегда слово сложно было вытянуть, когда дело мужиков касалось. Иди! Все сделаю.
– Спасибо.
– Давай… И пожалуйста, заглядывай иногда в телефон, если что – просигналю эсэмэской…
– Договорились, коза старая! С меня – твоя любимая рыба под маринадом.
– Ага… Дождешься от тебя…
13
Мигель снимал комнату.
На квартиру ему не хватало.
Галина, домашняя девочка, всю жизнь прожившая в своем уютном гнезде и даже в курортных гостиницах брезгливо разглядывавшая только что выстиранные полотенца, нажала на кнопку звонка. Дверь была обита дешевым коричневым дерматином, а звонок едва держался на истертом спутанном проводе.
Открыли ей быстро.
Молодой бог, закутанный ниже пояса в махровое полотенце, только что вышел из душа и даже не удосужился (вот бесстыдник!) одеться.
– Галя, ми амор!
