– «Чет-нечет», – сказал Майло. – Вы там бывали?
– С какой стати? Сидеть по ночам в книжном магазине в нехорошем районе – разве это работа? Кто покупает книги ночью?
Клара вытерла слезы.
– Фрэнки говорила, что люди туда приходили.
– Говорила тебе?
– Да.
– Хм. Ну а мне ничего не сообщала. – Уильям повернулся к нам. – Они что там, в трущобах, все вдруг страстными читателями заделались?
– Силверлейк – не трущобы.
– Верно, это Беверли-Хиллз… Послушай, парни пришли за информацией, и я дам им информацию. Она болталась с лузерами, а ты хочешь сказать, что это к делу не относится? Хватит, Клара.
Уильям сорвался с места и, потрясая кулаком, вышел в кухню.
– Он расстроен, – сказала Клара.
Мы с Майло сели. Уильям Ди Марджио вернулся через несколько секунд и, словно лишь теперь заметив воду, налил стакан и, шумно прихлебывая, выпил.
– У Фрэнки были проблемы с ночными покупателями?
– Нет, – сказала Клара. – Она ни о чем таком не говорила.
– Если она ничего не говорила, это еще не значит, что проблем не было.
– Ох, Билл, пожалуйста…
– Давай начистоту. Будь у нее проблемы, разве она рассказала бы нам?
Молчание.
– Фрэнки – хорошая девушка, – вздохнула Клара. – Просто ей нужна была свобода, вот и всё.
– Мы и дали ей свободу. Мы всем троим детям дали свободу, но другие отнеслись к этому с уважением. – Лицо Уильяма Ди Марджио сморщилось, он повернулся к нам, и его взгляд переместился с Майло на меня. По обветренной коже поползли слезы. – Господи, что же сталось с моей девочкой?
– Кто-то убил вашу дочь в ее доме, – сказал Майло.
– Как? Что с ней сделали?
– Деталей мы пока не знаем.
– Вы же были там – и не знаете?
– Ясно будет после вскрытия.
– Не понимаю, – сказал Ди Марджио. – Вы же не просто смотрели на… Разве нельзя понять? Ее отравили? Какой-то дрянью?
– Не хочу это слушать, – сказала Клара и, повернувшись, прошла через комнату в коридор и повернула направо.
Мы услышали, как ее вырвало. В туалете зашумела вода.
– Так что случилось? – спросил Билл Ди Марджио. – Ее чем-то отравили?
Майло потер ладонью лицо.
– Боюсь, сэр, тело пролежало какое-то время, что затрудняет…
– Ох! – Ди Марджио закрыл лицо руками.
Клара вернулась бледная, вытирая рот.
– Не спрашивай их ни о чем, – предупредил муж. – Ответы тебе не понравятся.
Они допили воду. Я снова отправился на кухню, задержавшись, чтобы посмотреть фотографии на дверце холодильника.
И опять-таки все, кроме Фрэнки.
Вернувшись, я услышал, как Майло говорит:
– …Пройти через такое ужасно. Но мы не знаем, что поможет раскрыть преступление, поэтому расскажите все, что знаете, например, с кем она дружила…
– У нее не было друзей, – сказал Билл.
– Мы этого не знаем, – возразила Клара.
– Не знаем? Назови хотя бы одного.
Молчание.
Клара снова расплакалась, и Билл ушел во второй раз, а вернувшись, принес и сунул нам фото, которое было больше, чем другие.
Это был портрет Фрэнки Ди Марджио, сделанный лет, наверное, в четырнадцать. Белое платье, длинные роскошные каштановые волосы. Чистая кожа, ясные глаза. Никакого металла на лице, кроме брекетов.
И уже знакомая настороженная улыбка.
– Красивая была девушка, – сказал Билл. – Пока не начала дурить. В пятнадцать – первая татуировка. Но мы и не знали. Потом – на спине, в самом низу. Прятала от нас целый год. Узнал бы я, кто это сделал, он бы у меня слезами умылся. Но Фрэнки не сказала, даже когда я запретил ей выходить из дому и забрал все компакт-диски. С ней всегда было трудно. Все поперек делала. Не ходила на вечеринки, куда ее приглашали. Не отвечала, когда о чем-то спрашивали. Даже не смотрела, будто тебя и нет вовсе.
– Билл, – умоляюще произнесла Клара.
– Я пытаюсь помочь. – Ди Марджио стиснул зубы. – Чтобы они раскрыли это треклятое дело.
Жена посмотрела на него молча, поднялась и вышла в третий раз, но теперь добралась до самого конца коридора. Хлопнула дверь.
– Проспит целый день. У нее всегда так. И, как обычно, во всем виноват я. Так вы хотите услышать о Фрэнки? Я вам расскажу. Знаю, знаю, это нормально, у каждого свой путь. К тому же она застенчивая, боится людей, и ей надо как-то выразиться. Но вот что я вам скажу. Застенчивость – не проблема, многие застенчивы, ведь так? И в неприятности они не влезают.
Послышались шаги. Билл Ди Марджио сложил руки на груди. Вернулась Клара – в черной блузке, черных брюках и черных туфлях. Подойдя бочком к мужу, она взяла его за руку.
– Ты как, милая?
Клара вздохнула и посмотрела на нас.
– Можно я расскажу вам о нашей малышке? Она была такая… Такая застенчивая. С самого рождения.
– Наконец что-то, с чем мы оба согласны.
* * *
Эта история ничем не отличалась от других, которые я слышал сотни раз. Тихий, замкнутый ребенок с хорошим поведением находит социальную нишу среди шайки изгоев в младшей средней школе, и все меняется: одежда, музыкальные вкусы, оценки, отношение к наркотикам.
– Но ничего опасного, такого, что вызывает привыкание, – сказала Клара.
Ее муж фыркнул. Она убрала руку.
– Я не хочу сказать, что она ни в чем не виновата. Выпивала, покуривала «травку». Но ничего серьезного. И до какого-то времени ничего плохого она не делала. Наоборот, была паинькой, даже на Рождество отказывалась от глинтвейна.
– Вот бы и дальше так, – проворчал Билл Ди Марджио.
– У нее не было проблем с наркотиками, – упрямо повторила Клара.
– Как скажешь.
– Так и скажу. И ты знаешь, что я права.
– Может быть, – уступил муж. – Хотя временами вид у нее был такой, словно вином и «косячком» дело не ограничивалось.
– Говори, что хочешь, – процедила сквозь зубы супруга. – Наркоманкой она не была. Это нам все говорили.
– Все – это кто? – спросил я.
– Школьные консультанты. Фрэнки сдавала тесты, и ни разу, никогда не возникло и малейшего подозрения на наркотическую зависимость. – Клара сердито взглянула на мужа.
– Должно быть, так, – пробормотал он, – они же эксперты.
– Я не говорю, что она все правильно делала, – продолжала Клара. – У нее ухудшилась успеваемость. Отличницей Фрэнки никогда не была, но до восьмого класса училась сносно. А как поведение изменилось, так и проблемы начались.
