Казалось, в комнате стало холоднее. Миссис Реддинг одарила Элеонору ледяным взглядом.
– Было бы разумнее поменьше прислушиваться к тому, что говорят люди о его светлости, – сказала экономка, чеканя каждое слово. – Образ, который создали таблоиды, не имеет никакого сходства с человеком, которого я знаю с детства. Человек, принявший в дом сироту по доброте душевной, по какой-то причине считается злодеем.
Элеонора медленно поставила чашку на блюдце, удивляясь горячности пожилой женщины.
– Но ведь он оставляет свою подопечную на нянек и прислугу, – заметила она через минуту.
Миссис Реддинг передвинулась за столом и внимательно посмотрела на Элеонору поверх очков.
– Мы все здесь очень защищаем герцога, – произнесла она тихо и уверенно, и Элеонора не поняла, то ли это было предупреждение, то ли объяснение. – Редко кому удается расположить его к себе. Он так долго находится в центре внимания, что все видят только того человека, каким он представляется. Но мы знаем его с детства. – Она холодно посмотрела на Элеонору. – Пусть вся Англия рассказывает гадости о его светлости, но мы никогда этого не делаем. Никогда.
Элеонора не могла избавиться от ощущения, что ей опять влепили пощечину. На этот раз сильнее. Словно тот факт, что никто не встретил ее на вокзале по прибытии, был проверкой, а не оплошностью. Она хотела спросить об этом миссис Реддинг, но не осмелилась.
То же самое она чувствовала со всеми остальными служащими поместья. Шли дни. Погода становилась все более ветреной и мрачной, постоянно шел холодный дождь. Работники поместья были безразличны к присутствию Элеоноры так же, как и в самом начале. В итоге она стала есть у себя в апартаментах, потому что, как только она входила в комнату для персонала, все разговоры прекращались.
– Что значит – они все необщительные? – спросила Виви во время их очередной беседы по телефону.
Она казалась отстраненной и озабоченной всякий раз, когда Элеонора сама ей звонила. Словно была очень занята.
Элеонора быстро сказала себе, что не должна придираться к тону Виви. В конце концов, у каждой из них своя жизнь. Если Элеонору что-то не устраивало, она могла заявить об этом. Она могла возразить много лет назад, когда их дальняя родственница, оглядев юных Элеонору и Виви, выдала свое заключение.
«Вы можете выйти замуж как за богача, так и за бедняка, – быстро сказала она. – У вас двоих нет ничего, кроме красивого лица Виви. На вашем месте я бы этим воспользовалась».
– То и значит, – хмурясь, ответила Элеонора. – Они живут очень обособленно и не жалуют новичков.
По вечерам Элеонора прогуливалась по дому, и сегодня она спустилась по лестнице, ведущей из кухни в крыло, в котором она не была прежде. Она поднялась на второй этаж и очутилась в длинном коридоре, который был сдвоенным, словно художественная галерея. На стенах висели узнаваемые шедевры стоимостью в миллиарды фунтов стерлингов, но она сосредоточилась на телефонном звонке, а не на разглядывании париков, смешных шляп и домашних животных на портретах.
Виви долго молчала, и Элеонора насторожилась.
– Разве ты поехала туда, чтобы заводить друзей, Элеонора? – наконец спросила ее сестра.
– Конечно нет. – Она слышала напряжение в своем голосе и заставила себя несколько раз вдохнуть и выдохнуть. – Я знаю, почему я здесь, Виви. Но мне было бы приятно видеть вокруг дружелюбные лица. Вот и все.
Виви явно уже не испытывала чувства вины. Она раздраженно произнесла:
– Перестань хандрить. Ты похожа на ослика Иа.
Элеонора хмуро уставилась на картину напротив и прикусила язык, чтобы не ответить сестре в пренебрежительном тоне.
– По-моему, ты должна радоваться тому, что тебе не надо располагать к себе людей, которых ты не знаешь, – отрезала Виви. – Рано или поздно ты с ними расстанешься.
Элеонора не задумывалась о том, что однажды ей придется покинуть дом Хьюго. Но так будет. Даже если все сложится хорошо, в какой-то момент гувернантка девочке будет больше не нужна.
– Полагаю, у меня несколько лет до отъезда отсюда, – заметила Элеонора и обрадовалась тому, что говорит так, будто улыбается, а не хмурится. – Джеральдине семь лет, а не семнадцать.
Виви рассмеялась:
– Тебе не придется жить там несколько лет, Элеонора. Как только ты заработаешь достаточно денег, чтобы оплатить наши счета, ты вернешься.
– Я не подозревала, что существует какой-то план. Тем более, чем дольше я здесь задержусь, тем больше заработаю.
– Элеонора, пожалуйста, – вроде бы беспечно сказала Виви, но Элеоноре стало не по себе. – Я не могу жить одна, без тебя. Сейчас ты в командировке, вот и все.
Элеонора закончила разговор и безучастно уставилась в окно этой странной арт-галереи. Ей хотелось притвориться, будто Виви не может обойтись без нее и скучает по ней, но в глубине души Элеонора знала – это не так. Виви просто была в панике оттого, что ей следует платить арендную плату и самой прибирать квартиру, всем этим, как правило, занималась Элеонора.
Хорошо, что Виви думает, будто ее сестра страдает в поместье среди болот. Если бы сестра узнала, в какой роскоши она живет сейчас, то обязательно заявилась бы в Гровс-Хаус, чтобы тоже насладиться такой жизнью.
А Элеонора оказалась, очевидно, намного эгоистичнее, чем думала, поскольку на этот раз она не желала ничем делиться со своей сестрой.
Засунув мобильный телефон в карман черных брюк, она подошла к окнам. Галерея располагалась в задней части дома, ее окна выходили на задние сады и болота. Серебристый свет полной луны придавал йоркширским просторам жутковатый и угрюмый вид.
Может быть, она чувствует себя так потому, что торчит в этом пустынном старом доме? Потому, что залы дома всегда пусты, а местные обитатели недружелюбны?
Элеонора вздрогнула, внезапно вспомнив поцелуй герцога, а потом глубоко вдохнула.
– Смею ли я надеяться, что ваше неожиданное появление за пределами ваших личных апартаментов – это намек, мисс Эндрюс?
Элеонора решила, что у нее галлюцинации. Слуховые галлюцинации, которые навязчиво преследовали ее уже давно после просмотра фильмов ужасов.
Повернувшись, она увидела Хьюго в противоположном конце галереи. На этот раз он выглядел как герцог. Он был одет во все черное и казался человеком из другой эпохи. Через пару секунд она поняла: подобное впечатление у нее сложилось потому, что на Хьюго был цилиндр и длинный черный плащ, который на другом человеке выглядел бы смехотворно.
У Элеоноры пересохло во рту и скрутило живот.
– Вы одеты словно для аудиенции у английской королевы, – сухо сказала она, снова обретя дар речи.
– Естественно, – согласился Хьюго. – Я перепугал немало людей. – Он выгнул бровь. – Вы не предполагали, что я мог находиться на костюмированной вечеринке по случаю Хеллоуина, а это маскарадный костюм? Ведь сейчас конец октября.
