– Э? – выдавил Потом Вытек, пытаясь сообразить, почему он ничего не видит. – Эй, где я?
– Там, ваша послатость, – ответили из-за спины.
– А ты кто?
– Капитан Эверст Сиреп.
– А ты где?
– А я тут, ваша послатость.
Пока шел этот не слишком интеллектуальный диалог, Потом Вытек разобрался, что вокруг густой туман, что сам он стоит по щиколотки в болотной жиже, и та зло булькает, намекая, что сегодня еще не ужинала.
– Так вот, капитан, – сказал посол. – Во-первых, меня надо называть ваша чрезвычайность, а во-вторых, я чрезвычайно и полномочно желаю, чтобы ты меня вытащил! Немедленно! Ой! Ааа!
– Сейчас, ваша послатость, в смысле чрезвычайность.
В тумане захлюпало, показался капитан, чьи усы несколько намокли и обвисли, а затем его подчиненные. В результате дружных решительных действий пострадали три или четыре лягушки, один ботинок посла утонул в болоте, но зато Потом Вытек очутился на твердой земле.
Окружающий пейзаж от этого не стал более различимым и приятным. Равнина, покрытая травянистыми кочками, из которых кое-где торчат склизкие остовы деревьев и местами блестят лужицы открытой воды. И столько всяких растений, что умники из МУ извели бы тонну пергамента, просто описывая их. И еще туман, тонким слоем манной каши наложенный на все вокруг.
– Уф, спасибо, – сказал посол, перестав дрожать. – Это что, окрестности Дурьфийского оракула? Я думал, там несколько суше и, как бы это сказать, оживленнее, что ли. Жрицы, просители…
– Не могу знать, ваша чрезвычайность, – поддержал беседу Эверст Сиреп.
До сих пор жизнь капитана была крайне простой и состояла из рутинных действий – орать на людей, пучить глаза, красиво носить панцирь и меч. Ну, иногда слушать крики мэра.
Но сегодня все изменилось, и крохотный головной мозг Эверста еле справлялся со своими обязанностями. В его работе возникали перебои, и капитан зависал, точно древний компьютер.
– Понятно, что не можешь. – Почувствовав под ногами твердую почву (во всех смыслах), Потом Вытек несколько приободрился. – В любом случае, нам нужно выяснить дорогу к оракулу.
– Сейчас пойдем и спросим, – буркнул Эверст Сиреп, подтвердив глубину собственного интеллектуального падения.
Подход «пойти-и-спросить» прекрасно работает в городах, где наблюдается излишек разумных существ. На пустынном болоте использовать его так же бессмысленно, как печь блины на решетке для барбекю.
В лучшем случае в ответ ты услышишь: «Ква-ква».
В худшем – «буль-буль», причем над собственной головой.
– У кого? – резонно вопросил Потом Вытек. – Так, у кого-нибудь есть запасной ботинок? А то в одном я выгляжу как-то не по-послатому…
Стражники пошептались, после чего один из них преподнес чиновнику длинный и черный, словно труп загорелой анаконды, сапог. Посол мрачно оглядел его, но решил, что сейчас не время привередничать.
Только обулся, как из тумана донеслось равномерное почавкивание.
– К бою! – скомандовал капитан.
Стражники обнажили клинки, и те мгновенно начали ржаветь.
– Э… – Потом Вытек, собравшийся высказаться на тему: «Преимущество мирных средств взаимодействия с аборигенами», замолк, когда стала видна приближавшаяся к посланникам Ква-Ква тень.
Она была четвероногой, большой и местами светилась.
Когда до людей осталась дюжина метров, тварь остановилась, вскинула морду и взвыла:
– Выуууууууаааа!
Полный злобы и тоски вой полетел над болотами. Трясина затихла, даже лягушки замолчали.
– Собака? – не веря себе, прошептал посол.
– Гав-гав, гав-гав, – подтвердила животина, на морде которой светящейся краской было нарисовано что-то вроде черепа, а на боку номер «14». После чего развернулась и неспешно потрусила прочь.
– Я знаю, кто это был, – прошептал один из стражников, маленький и носатый, как все уроженцы малонаселенного Лоскута Топь, что находится направо от Китежа. – Собака Бабских Вилей.
– Каких Вилей? – уточнил Потом Вытек.
– Бабских Вилей. По легенде, она бродит по болотам Лоскутного мира и желает кого-то сожрать. Но вот кого, не помню. Может быть, эти самые Бабские Вили и хочет слопать?
– Ну, ладно, череп на морде, я понимаю, – шмыгнул носом другой стражник, плечистый и мордатый. – А номер зачем?
– Модель четырнадцать? Или их много? А номер, чтобы друг с другом не путать? – предположил третий.
– Отставить разговорчики! – рявкнул капитан, в голове которого совершенно случайно совпали зубчики двух пустившихся в свободное плавание шестеренок. – Ваша посла… чрезвычайность, что будем делать?
Потом Вытек беспомощно огляделся. Солнца видно не было, горизонт скрывался в проклятом тумане, и выбрать нужное направление смог бы разве что маг. А трое юных колдунов куда-то запропастились.
Вдруг студентов забросило на сотню километров в сторону?
Или, что еще хуже, метров на десять вниз.
– Так, эээ… хм, ну… ага, – проговорил посол, пытаясь выглядеть уверенно. – Мы пойдем туда!
И он ткнул пальцем в участок тумана, что выглядел немного симпатичнее.
Через пять минут к обычным трясинным звукам добавилось дружное чавканье и нестройные ругательства.
Все описанное ниже – метафора, поскольку всем известно, что заклинания не обладают разумом и самосознанием. По крайней мере, наличие такового не признают маги.
А кому еще верить в данном вопросе, как не им?
Гномье Эхо, ничего не знавшее о мнении магов на свой счет, парило над громадной лужей грязи с вкраплениями кусочков камня и дерева. Лужа была густо населена и носила имя Ква-Ква.
Вырвавшееся на свободу после тысячелетнего заточения заклинание утолило первый голод и теперь выбирало новые цели. У него не было глаз, не имелось носа или иных органов, но оно прекрасно чувствовало, где имеются скопления тяжелого желтого металла, непонятно почему ценимого разумными существами.
Для Гномьего Эха такие скопления были, что пятна пыли на полу для домохозяйки. Оно бросалось на них стремительно и беспощадно, и напуганное золото спешно удирало в другие измерения.
Оставляя только след – пушистую пыль, коричневую, рыжую или бежевую.
Еще Гномье Эхо видело (или чуяло, точно сказать нельзя) области пространства, где для него имелась опасность развоплощения. В первую очередь таковой являлся МУ, затем небольшой домик на улице Бронзовых Ножниц и особняк на правой окраине, окна которого были всегда завешены.
Ну и еще пара мест.
Всего остального для заклинания просто не существовало.
И порой это давало неожиданный эффект. Гном-ростовщик обнаружил, что из тайника пропали все драгоценности, кроме древней и очень дорогой диадемы, ну а та неожиданно поменяла цвет на серый. И гном заскрипел зубами, думая, как его надули, впарили подделку.
