Я никогда не выздоровею и вряд ли поднимусь выше той ступени, на которой нахожусь сейчас. Но эта самая ступень… ведь движение вверх – это движение лишь по одной оси Х, а есть еще Y и Z, длина и ширина… Черт с тем, насколько эта ступень высока, главное, в какой мере она освоена по всему периметру. В каких сферах жизни я могу реализоваться на том уровне, на котором нахожусь? Да в общем-то – во всех, в которых хочу. Сейчас я самая обычная девушка, и мне это нравится, именно такой я и хочу оставаться.
* * *
Смешно, но я научилась быть счастливой. Во-первых, я не знаю, что меня ожидает завтра, и на всякий случай готовлюсь к худшему, поэтому каждый «несумасшедший» день я проживаю как последний, и это здорово. Во-вторых, шизоаффективное расстройство намного приятнее, чем, к примеру, цистит. А в-третьих, в любой момент времени я могу четко сказать, счастлива я или нет. Для меня счастье – это отсутствие боли, физической и душевной, так что большую часть времени я совершенно счастлива. Просто мне есть с чем сравнить полжизни без перерыва мысли каждую секунду причиняли мне боль, и когда эта агония закончилась, я почувствовала, что очутилась в раю.
Антипсихотик делает мозг инертным и ленивым Эти таблетки – как мешок кирпичей на плечи каждой мысли. Лишь бы доползти по прямой из точки А в точку Б, на петляния и всякие эксцессы просто не хватает сил. Умозаключения становятся коротенькими и простенькими, как у ребенка: «вот это стул, на нем сидят, вот это стол, за ним едят». Такими мыслями мозг себе не затрахаешь, как ни пытайся. Нервные клетки будто плотно укутаны ватой как елочные игрушки, спящие в коробке.
Лекарство устроило мне второе детство: оказаться снова беспечным беспомощным ребенком спящим по 12–14 часов в сутки, было так же приятно, как и унизительно; я отдыхала и отсыпалась, не спеша работала и училась на «вечерке». Сон длиною в два года. Каждый вечер я обтачиваю с боков несчастную четвертинку таблетки ножом, перед тем как отправить ее в рот. Скоро последний курс универа, мне пора снова взрослеть. По-другому. Анна, Анна, просыпайся…
К. октября 2010 – июль 2011, доработан в 2015 г.
В поисках Королевы
Это был один из тех июльских дней, когда жара напрочь усыпляет бдительность. Я была беспечна и не ждала никакого подвоха – как кошка, разомлевшая на солнце, как ребенок, вытащенный мамой из теплой постели. Жара плавила не только асфальт моя душа была мягче и податливей глины; я была открыта миру, воспринимая его по-детски безусловно как данность. И я смотрела на вещи вокруг непредвзятым взглядом, ясным – будто устремленным в безоблачное небо. Весь предыдущий год был самым счастливым и спокойным в моей жизни. А потом мы встретились.
Чем я его привлекла – без понятия. Он мне ничем не запомнился, абсолютно. Грубое рабоче-крестьянское лицо, симметричное, с глубоко посаженными глазами; ничто не резануло, но и не зацепило я тут же забыла, как он выглядит. Аккуратно вписывающийся во все стандарты человек из толпы выдающий шаблонные обтекаемые фразы и задающий общепринятые вопросы. Простой и обычный как пакетик картошки фри из Макдоналдса.
У меня не было причин, чтобы с ним больше никогда не встречаться, кроме одной: он не смотрел мне в глаза – вообще, только искоса скользил взглядом, не поворачивая головы.
Здесь явно что-то не так. Зачем мне это? «Хочу проверить свою психику на выносливость», – с удивлением, смущением и усмешкой я отогнала бредовую мысль. Но было поздно, тараканы в моей голове увидели тараканов в его голове и робко помахали им лапкой, а те в ответ с готовностью зашевелили усиками.
У меня плохая память на лица, и я месяц не могла запомнить, как он выглядит, а потом вдруг обнаружила, что он чертовски красив. Я даже вспомнила, кого он мне напоминает, и долго смеялась: лет 10 тому назад я по приколу загадала встретить человека с похожей внешностью. «Клон» оказался намного симпатичней и с широким спектром мимики: когда он курил в своем бежевом халате, то напоминал суслика-бурундука, когда думал о деньгах – хомяка (лицо сердечком, улыбка до ушей, а в глазах «руб./руб.»), когда тащил что-нибудь из магазина домой – сосредоточенного муравья, когда злился – бульдога с квадратной челюстью. У него были глаза истинного подонка: глубоко посаженные, с потрясающе красивым разрезом и такой темной радужкой, что зрачок был практически неразличим. С такими глазами хорошо лгать, играть в покер и гипнотизировать. Я быстро привыкла бы к их звериному очарованию, но он практически не смотрел на меня, и я сама начала их избегать, потом бояться, а затем заглянуть в них стало сродни пытке. Спустя год, когда наши взгляды случайно встречались я шарахалась от него как ошпаренная: «Что?!».
Его сильные руки привыкли преобразовывать мир вокруг своего владельца. Мне нравилось вкладывать свое тонкое запястье ему в ладонь, зная, что он может сломать его одним лишь движением руки но не делает этого.
И при всей его брутальности в нем было что-то очень женственное. Чувственные губы, густые изогнутые ресницы, которым позавидуют многие девушки, и я в том числе, грациозность движений присущая упитанным персидским котам, нетерпеливые, истеричные нотки в голосе при нервозности или взбудораженности, склонность к непрерывному самолюбованию.
Раздуваясь от гордости, он демонстрировал мне свои душевные шипы, как морской еж. Я с восторгом и любопытством их рассматривала. Но зачем он все это говорит? Неужели не видит, что мне уже не по себе? Зачем, встречаясь с хрупким созданием слабого пола, рассказывать ей, как бил девушек по лицу, взламывал электронные ящики, гадко мстил своим бывшим, и еще вагон и маленькую тележку всяких мерзостей? Я его боюсь. Блефует или нет и в каком соотношении – абсолютно неважно, главное, какой эффект рассчитывает на меня произвести и какой реакции ждет. Пугает? – но зачем так сильно перегибает палку, уходя в киношный гротеск? Помню, он залихватски красуется своими «подвигами», а у меня всплывает в памяти история про смертницу, которая перед взрывом ходила кругами перед милиционером и даже корчила рожи, изо всех сил привлекая к себе внимание. И вот он бахвалится, а мне кажется, будто он размахивает у меня перед лицом транспарантом: «Я не хочу, чтобы ты мне доверяла, я – подлец». Что же это за подлец, который, вместо того чтобы войти к своей жертве в доверие, честно дает понять, что с ним не стоит иметь дело? О нет, это уже не подлец, такой человек называется совсем другим словом. Поэтому я и не убежала от него.
Он не смотрел мне в глаза и не называл по имени. Он даже не поворачивал голову в мою сторону во время разговора. Будто общаешься с мальчиком-аутистом, это раздражает. Хм, странно, но мне это что-то напоминает…
Мы только начали встречаться, а он уже был на меня за что-то обижен. Мне как будто предъявлялись претензии, я как будто была в чем-то виновата. Он меня с кем-то путает? Недоумение сменилось ощущением, что все его тирады «про отношения и про баб» обращены вовсе не ко мне. Он разговаривал скорее сам с собой, чем со мной, как будто отыгрывался на мне за кого-то другого. Его уязвленное самолюбие требовало сатисфакции от всего мира.
