18 апреля, понедельник
Южный Иран, провинция Хузестан
12.34 (GMT+3.30)
Жара обожгла. Ветер колол песком. Франсуа Шандор зажмурился и подтянул платок до переносицы. Он походил на жителя пустыни, как их представляют туристы: на голове арафатка, рубашка до пят, купленная в египетской лавке, на ногах кожаные сандалии. Шандор выглядел карикатурой и для местных иранцев, и для экспедиции. Ему было наплевать. За годы, проведенные на раскопках, он не смог привыкнуть к жаре. Жара угнетала его. А в таком фольклорном наряде ее можно было хоть как-то терпеть.
Дышать было тяжело. Намоченная бандана быстро высыхала. Проку от нее оказалось немного, но хоть песчинки не лезли в рот. Шандор ненавидел скрип на зубах. От песка, неизменно попадавшего в пищу, и без того безвкусная арабская еда становилась омерзительной.
Сидя на корточках, Шандор прижался к сомкнутым коленям и принялся неторопливо работать толстой щеткой.
За двадцать лет он объездил весь Ближний Восток. Археологией Шандор занимался с редкой самоотдачей. Вернувшись из очередной экспедиции в Париж, по которому он тосковал, мечтая о прохладе уличных кафе, уже через неделю он готов был мчаться в новую экспедицию. Месяц был самым долгим перерывом между поездками. Шандора охотно принимали в любую команду. У него была прочная репутация исполнительного трудяги, который звезд с неба не хватает, своей научной карьерой не занимается, зато чрезвычайно полезен для других. Он не требовал ставить его имя на археологических открытиях, отдавая славу коллегам, куда более жаждавшим ее. Шандор изредка публиковал статьи по узким, малозначимым вопросам, но это он делал только для того, чтобы не опуститься до статуса рабочего на раскопах.
Никто не интересовался причинами такой его научной скромности. А причина была проста. В археологии Шандор искал покой. Однажды пройдя через событие, потрясшее его, он предпочел иметь дело только с давно умершими. Было хорошо и покойно разгребать песок, вытаскивать и очищать черепки, прикреплять к ним номерки, классифицировать и складывать найденное в пластиковые контейнеры. Монотонный труд он не променял бы на всю славу мира.
Нынешняя экспедиция работала больше трех недель. Ученых, приехавших с враждебного и безбожного Запада, иранцы держали под мягким контролем. Рядом с лагерем расположилась палатка. В ней жили несколько крепких мужчин в камуфляже без знаков различия, но с кобурами на поясе. Мужчины с аккуратными черными бородами были похожи как родные братья. С археологами вели себя корректно. Лишь под вечер осматривали и фотографировали их находки.
Между учеными и надзирателями сложился негласный договор: европейцы не выходят за разрешение правительства Ирана, то есть не скрывают, не крадут и не пытаются нелегально вывезти находки, не пьют спиртное, а взамен получают относительную свободу. Договор соблюдался обеими сторонами. Иранцы посмеивались над нарядом Шандора, считая его чокнутым ученым, и стреляли только глазами на двух француженок, которые бесстыдно выставляли загорелые ножки. Археологи на вечерних посиделках обсуждали: состоят ли Мас и Ахан в корпусе «Страж Исламской революции» или в каком-нибудь другом страшном корпусе, воевали ли в Сирии с ИГИЛом и сколько людей убили. Шандор в разговорах участия не принимал и всегда держался в стороне.
Сегодня он занимался квадратом в отдалении от основного раскопа. Директор экспедиции, профессор Лаваль, зная странности Шандора, не возражал. Археолог с таким опытом имеет право выбирать.
Шандора и коллег разделяло метров сто песка. Основная группа работала вместе, Лаваль сидел за походным столиком, делая пометки в журнале экспедиции: ноутбуки на такой жаре не выдерживали. На Шандора никто не обращал внимания, позволяя ему делать что угодно в секторе, ограниченном натянутыми веревками.
Щетка смахнула слой песка, под которым показалось что-то плотное. Остатки песчаного намета Шандор размел ладонью. Открылся камень. В камне не было ничего необычного, если бы не гладкая обработанная поверхность, какая не встречается в природе. Поработав пальцами, Шандор расчистил в центре камня арабскую вязь, которую разобрал без труда: «haram». Запрет прикасаться. Любой мусульманин, увидев эту надпись, немедленно должен забросать предмет песком и забыть это место. Шандор не был мусульманином. У него вообще не было религии. Оглянувшись на далеких коллег, которым до него не было дела, он принялся энергично раскапывать. Вскоре показались края камня. Размером он казался не более метра, округлой формы. Шандор нащупал крышку на нем, попробовал столкнуть ее в сторону, но она держалась плотно.
Ломик не входит в набор археолога, если это не Индиана Джонс. Под рукой у Шандора не было ничего, чем поддеть тяжесть. Кроме большого шпателя. Постаравшись, он воткнул острие в щелочку и расширил отверстие. Шандор поднажал, шпатель удержался, сколько мог, и начал изгибаться, чуть-чуть расширив отверстие. Его хватило, чтобы Шандор всунул в него пальцы. Напрягая все силы, отодвинул крышку и заглянул внутрь. Каменное ложе было выдолблено не слишком аккуратно. В нем лежал кувшин. Шандору не надо было проверять по справочникам, чтобы определить возраст глиняного изделия: примерно V век до новой эры. Форма кувшина характерна для стран Средиземноморья. Но куда больше формы Шандора заинтересовала надпись на арабском, видневшаяся у горловины. Надпись была младше кувшина на многие столетия. Шандор прочел ее без труда. Любой благоразумный ученый не стал бы прикасаться к находке. Шандор не был благоразумным. Он вынул кувшин, показавшийся легким. Горловина его оказалась запечатана воском, окаменевшим и почерневшим. Нарушая правила извлечения археологических предметов, Шандор вскрыл воск армейским ножом, который всегда держал при себе. И заглянул внутрь.
Он не поверил собственным глазам. Этого просто не могло быть. Его знания и опыт говорили, что такие открытия невозможны. Невозможны в принципе. Тем не менее он видел этот предмет собственными глазами. Шандор аккуратно потряс кувшин, чтобы содержимое переместилось к отверстию. Без сомнений, то, что находилось внутри, было тем самым, чем показалось в первую секунду. Надо было решать, что делать. Звать коллег и Лаваля Шандор не собирался точно. Ему надо было обдумать.
Восковая затычка вернулась на место. Кувшин лег в свое ложе. Шандор сгреб столько песка, чтобы покрыть выемку до верха. Каменную крышку отодвинул в сторону и тоже присыпал песком. Маскировка простая и надежная. Никто бы не понял, что под ним что-то скрывается. Шандор оставил знак, чтобы место не потерялось. И остаток времени до перерыва создавал видимость работы.
…За обедом Лаваль вежливо спросил об успехах. Шандор ответил, что квадрат совершенно пустой. На вторую половину дня он возьмет немного левее. Профессор мягко намекнул, что и там, вероятно, ничего нет. Упрямый коллега сказал, что доведет намеченное до конца. Спорить с ним не стали.
До конца светового дня Шандор рылся вблизи находки, просчитывая варианты. Их было немного. Каждый рискованный. Один — смертельно рискованный. Рассмотрев его со всех сторон, Шандор согласился, что он самый подходящий. План действий был составлен довольно просто. Шанс на удачу есть. Принцип Наполеона Бонапарта: «Ввязаться в бой, а там посмотрим» он считал руководством к действию.
