— Изымал предметы коллекционирования.
Адмирал не понял, что это: шутка?
— Насколько знаю, ты консультант по антиквариату, — сказал он.
— Консультации иногда даю. — Мечик так давно не разговаривал по-русски, что язык невольно сворачивал на немецкий и венгерский. — Один коллекционер хочет получить вещь, которой владеет другой коллекционер. Он приходит ко мне и делает заказ. Я достаю эту вещь.
— Сколько одержано побед?
Мечик предпочел быть скромным:
— Менее ста…
Адмирал изобразил на лице удивление.
— За двадцать лет? Неплохо… Сможешь читать курс по технике нелегального проникновения? Нашим курсантам будет полезно ознакомиться с такой практикой… Ты вообще чем планируешь заниматься?
— Я не знаю… Пока.
— Чего ты хочешь?
— Вернуть потерянные двадцать пять лет…
Алдонин улыбнулся.
— Это не в нашей власти, — он вынул из ящика стола бордовую книжечку и подвинул к Мечику. — Твой паспорт. Считай сувениром. У нас многое изменилось. Новый паспорт. Новая страна. Новый флот. Но задачи прежние… Ты готов вернуться?
Мечик раскрыл паспорт. С фотографии смотрел незнакомый юноша. Тому, на фото, шестнадцать лет. Он родился в СССР, у него ленинградская прописка. Не женат, штампа в паспорте нет. Фамилия, имя и отчество, написанные каллиграфическим почерком паспортистки. Роспись под фотографией, какой он давно не пользуется. Совсем другой человек. Это не он. Он, настоящий, прожил иную жизнь. Какую не думал, не хотел прожить. Его желания не спросили.
— Вернуться — как? — Мечик спрятал паспорт в карман.
— По-настоящему. Ты — офицер флота.
— Лейтенант в сорок пять лет…
— Дело не в звездочках.
— Не знаю, чем могу быть полезен…
— Тем, что ты — настоящий европеец, — ответил Алдонин. — Без легенд и прикрытия.
— Я слишком давно не был дома. Не уверен, что хочу снова уехать.
— Тебе решать, — адмирал закрыл блокнот. — Отдохни, подумай…
— Спасибо… Хочу заглянуть домой…
Алдонин вышел из-за стола и сел рядом с Мечиком.
— Прости, Алеша, тебе не сказал: отец твой умер неделю назад… Сердечный приступ… «Скорая» не успела, — он тронул Мечика за плечо. — Прими мои соболезнования.
Мечик молча кивнул. Отца нет. Он совсем один.
— Ключи от квартиры у профессора Ордынцева.
— Тогда завезу ему сувенир, — Мечик показал на бумажный пакет с яркими цветами. — Купил на блошином рынке старинный кувшин.
— Хороший подарок.
Разговор был исчерпан. Трудный для обоих. Возвращение получилось совсем не таким, как он мечтал в закоулках души. Все было суше и проще. Как будто невидимая стена истончилась, но не исчезла. Время — тяжелое испытание. Как оказалось — для всех. Мечик встал.
— Товарищ адмирал, прошу разрешения на вопрос…
Алдонин улыбнулся: по-русски говорит правильно, но как чужой.
— Конечно, Алеша, спрашивай…
— Маркус дал признание?
— Такие вопросы задавать не принято, — сказал он. — Тебе отвечу, первый и последний раз: с ним ведется необходимая работа.
Это могло означать все, что угодно. Мечик понял, что за прошедшие годы главное не изменилось: задачи службы по-прежнему важнее эмоций. Ради их выполнения могут применяться любые варианты. Все — ради победы.
— Благодарю, товарищ адмирал, — ответил Мечик. — Разрешите пойти?
— Разрешаю. Три дня на отдых и жду с решением. С деньгами проблем нет?
— Проблем нет.
— Тогда заново открывай Петербург. Это не Ленинград, из которого ты уехал…
— Открою, — обещал Мечик.
Адмирал проводил его до двери, на прощание пожал руку. Вернувшись за стол, он набрал внутренний номер.
— Зайди, — сказал коротко.
Начальнику особого отдела надо было подняться на этаж. Горчаков вошел и без приглашения разместился за столом совещаний. Перед ним лежала папка дела, которое никак не хотело отдыхать в архиве.
Алдонин сел напротив.
— Что думаешь, Николай Иванович?
Разговор с Мечиком Горчаков наблюдал у себя по монитору.
— Я ему не верю, — помолчав, сказал он. — А ты, Андрей Иванович?
Вопрос непростой. И простого ответа у Алдонина не было. Как бы он ни хотел. Слишком много прошло времени. Все оказалось не так, как предполагалось.
— Почему не веришь? — спросил адмирал.
— Простой факт: Маркус сообщил, что за кувшином шла большая охота. А этот: «Купил на рынке»… Что это значит: жадность? Глупость? Ложь?
У адмирала не было ответа.
111
17 мая, вторник
Санкт-Петербург, Миллионная улица
21.45 (GMT+3)
Профессор потерял дар речи. В первую секунду он даже не узнал мужчину, который стоял перед ним, надел очки и прозрел. Ордынцев издал звук, как будто из него выжали весь воздух, и схватил в охапку неурочного гостя.
— Мальчик мой! Дорогой мой! — повторял он, тиская и целуя в щеки. Профессор был далеко не хилого сложения, объятия были крепкими.
Мечик поддался. Он сам был рад видеть друга своего детства.
Несмотря на разницу в возрасте, Ордынцев общался с Алешей Корневым на равных. И водил не только по залам Эрмитажа. Профессор устраивал невероятные экскурсии по запасникам, куда вход был категорически запрещен. Показывал особо ценные экземпляры коллекции медалей и монет, водил в дальние хранилища, где под холстами спали полотна, которые чудом выжили в советских распродажах тридцатых годов и никогда не видели свет экспозиции. Он погружал Мечика в волшебный мир, о котором мечтал каждый мальчишка. Профессор Ордынцев, самый давний и преданный друг отца.
После неизбежной суеты встречи Ордынцев проводил в столовую, принес закуску, какую нашел в холодильнике, и бутылку водки. Первую рюмку выпили за встречу, вторую, не чокаясь, в память отца Мечика. После чего Мечик попросил передышки. Он не привык к такой традиции.
— Лешенька, где же ты пропадал все эти годы? — спросил, наконец, профессор.
— Далеко, Федор Семенович, очень далеко.
— Почему не давал о себе знать? Матушка ждала, отец до последнего держался…
— Простите, мне тяжело об этом говорить…
Ордынцев сжал его руку.
— Это ты меня прости, Алеша, старый дурак, понимаю, что нельзя задавать вопросы… Но как же я рад тебя видеть! Ты же совсем другой! Возмужал! Красавец какой! От девушек отбоя нет? А дети есть? А жена? Ну ничего, ты еще молодой, все успеешь… Совсем вернулся или на побывку, молодой моряк?
