– Кстати, я не против, если вы дадите ему какую-нибудь работу у себя на ферме, – продолжала Марина. – Ему будет полезно. Мало кто из нас теперь занимается сельским хозяйством.
– Там овцы, – показала Агнес.
– Да. Мы держим овец в основном ради шерсти. – Она разгладила свое платье, которое, как заметила Агнес в тусклом свете, было вязаным и окрашенным в приятный яблочно-зеленый оттенок, вероятно, каким-то растительным красителем. – От местных пушистиков – лесных зверьков – можно получить только кусочки кожи. Даже от перьев больших птиц больше пользы. – «У нее приятный акцент, средиземноморский, наверное греческий», – подумалось Агнес. – Мы выращиваем кое-что, в основном картофель. Для переходников. И для запасов пищи на черный день, хотя этот мир такой милостивый, что нам редко приходится туда залезать.
Однако не успела она это сказать, как снова поднялся ветер, и Марина, озадаченно нахмурившись, убрала со лба выбившуюся прядь.
– Первые поселенцы собирались заниматься сельским хозяйством, – продолжала она. – Они расчищали лес, размечали поля и прочее. Старый участок Барроу на холме Мэннинг, который вы заняли, – один из них, как вы поймете. А второй – старый дом Паульсонов, знаете, обменник, наш местный дом с привидениями! Мой Никос все время там пропадает, думаю, для них с друзьями это что-то вроде клуба. С возрастом это пройдет.
– Но фермерство не прижилось, – напомнила Агнес.
– Да. Теперь мы расселились по последовательным мирам. У нас есть дома, как видите, но они в разных местах, сезонные. Мы вместе работаем, чтобы содержать фермы для овец, несколько кур, выращивать картофель и тому подобное. И у нас нечто вроде графика собраний, встреч вроде этой. В остальное время мы просто бродим. К слову, мы не стригали! Оливер обижается, если его так назвать.
– Понимаю. Просто легкая жизнь по сравнению с фермерством.
– Да, в этом и смысл. Эти миры такие богатые, зачем нашим детям гнуть спины за плугом? Но, – торопливо добавила она, – такая жизнь не для всех. Это вовсе не значит, что вы не добьетесь успеха с фермой, если вы этого хотите. Каждому свое.
– Хорошая философия.
– Я хочу сказать, вы отлично впишетесь. Если вы действительно будете выращивать пшеницу и прочее, мы с радостью будем покупать. – Марина отпила свой лимонад. – И ваш мальчик, похоже, вырастет большим и сильным, как его… отец?
Агнес подавила улыбку, менее неприкрытого прощупывания не придумаешь.
– Уверена, вы уже слышали. Бен не наш ребенок. Мы его усыновили.
– Я и правда кое-что слышала, люди сплетничают, вы же понимаете. Но я не хотела делать предположения насчет того, что вы, возможно, не хотите рассказывать.
– Лучше не скрывать. – И Агнес ощутила укол католической совести, как только слова сорвались с губ ее собственного замаскированного передвижного модуля. – Кстати, его настоящая фамилия Огилви, на случай, если с нами что-нибудь случится, а ему понадобится знать.
Марина кивнула.
– Понимаю. Я запомню.
– Бен рано лишился родителей. Они оба работали на бобовом стебле – знаете, космический лифт? На Западе-17. Они находились в передвижной мастерской за пределами атмосферы. Произошла утечка воздуха, декомпрессия. Если подумать, еще поколение назад подобная авария была совершенно невозможна. Их сын оказался в детском доме, где я раньше работала. Но мы с Джорджем уже подыскивали место вроде этого, и оказалось, что родители Бена планировали откладывать деньги, чтобы потом уволиться с работы и отправиться куда-нибудь. И мы подумали, почему бы не дать Бену жизнь, которую желали его родители? И мы подали документы на усыновление…
И на последних этапах их отчаянного ожидания Лобсанг, оставаясь в тени, нарушил целую кучу правил, пока Агнес терзалась сомнениями, сможет ли она, робот, заменить мать трехлетнему мальчику.
– И вот вы здесь, – сказала Марина и чокнулась стаканом с Агнес. – И я, например, рада знакомству. Уверена, вы трое прекрасно со всеми поладите.
– Вместе с кошкой – четверо, – улыбнулась Агнес. – Спасибо, Марина.
– Слушайте, мы идем на охоту за пасхальными яйцами. Послезавтра на рассвете.
– Охота за пасхальными яйцами?
– Так мы ее называем. Я знаю, что до Пасхи еще далеко. Приходите и увидите. А теперь не можем же мы допустить, чтобы все веселье досталось нашим мужьям…
Глава 11
Охота за пасхальными яйцами намечалась на утро одного из последних дней уходящего лета – пятого для Агнес в этом лесу.
Выходили на рассвете, как и говорила Марина. Как жена фермера, Агнес уже привыкла вставать рано, но проснулась с головокружением, странно дезориентированная.
Ее искусственное тело нуждалось в пище и питье, из которых извлекало различные биохимические вещества. И оно было запрограммировано на перерывы каждую ночь, похожие на настоящий сон, заполненный искусно смоделированными сновидениями. Если бы эти особенности уже не были запрограммированы, она бы на них настаивала. Как можно даже с натяжкой считать себя человеком, если ты не ешь и не спишь? После шестнадцати лет в новом теле и различных модернизаций аппаратного и программного обеспечения она достаточно хорошо знала себя, чтобы понять: эти странные ощущения никак не связаны с ранним подъемом или непривычной пищей, которую она ела с момента прибытия, или даже с самопальным виски, которое пила на танцах. Нет, это больше походило на синдром смены часовых поясов: скверна современной жизни, к которой она всегда была чувствительна и потому избегала длинных путешествий. Или на легкую дезориентацию, которую она всегда испытывала, когда переводили на час местное время.
И еще слабое, но устойчивое чувство тревоги.
Агнес занялась обычными утренними делами. Приняла душ в гондоле – тоже очень по-человечески, оделась и наскоро позавтракала, все время стараясь игнорировать легкую тревожность. Она не желала просить Лобсанга проверить ее системы через автоматическую самодиагностику. Ведь она старалась жить как настоящий человек.
Она даже не хотела знать, который час. По крайней мере, здесь такие правила.
Это был один из принципов местной общины, о котором их поставили в известность еще до приезда, – никаких часов. По крайней мере механических, и уж точно никаких электронных… Если очень хочется, можно сделать солнечные часы. Философия заключалась в том, что если жизненные ритмы настолько близки к природным: солнечным, лунным, суточным, сезонным, то нет нужды отслеживать каждую миллисекунду. Если вы не собираетесь управлять трансконтинентальной железной дорогой или чем-то подобным, вам не нужно знать точное время. В первую очередь именно для этого, как сейчас узнала Агнес, страны вроде Америки девятнадцатого века создали упорядоченную национальную систему исчисления времени. Именно особенности такого рода и привлекли сюда Лобсанга – возврат к изначальному образу жизни. Он охотно принял эту идею. Они не взяли часов! Лобсанг даже немного отрегулировал настройки таймеров в их искусственных телах и в системах гондолы. Конечно, таймеры необходимы для поддерживающих их тела механизмов, но теперь они не могли получить к ним сознательный доступ.
