– О да. – Старушка все стучала спицами. – А сейчас ты слышишь его голос?
Мэллори моргнула:
– Вроде бы… нет.
Старая леди улыбнулась:
– Ты права, дитя. Локи и правда был с вами в ту пятницу в облике одного из вас. Он подстрекал вас, чтобы посмотреть, сколько несчастий сможет принести. Ты была самой гневной среди своих товарищей, Мэллори, ты любишь действовать, а не говорить. Он знал, как заставить тебя сделать то, что ему нужно.
Мэллори уставилась в пол, покачиваясь вместе с поездом. За нашими спинами туристы ахали всякий раз, как открывался новый вид.
– Э-э, мэм?
Не то чтобы я большой охотник до бесед с жутковатыми богоподобными старушками, но мне было жаль Мэллори. Что бы она там ни натворила в прошлом, теперь, под взглядом женщины, она вся съежилась. Я очень хорошо помнил, каково это, по своему недавнему сну с участием Локи.
– Если вы не Локи, – начал я, – и, кстати говоря, здорово, если это и правда так… Но если вы не Локи, то кто вы? Мэллори говорит, вы тоже были там в тот день, когда она умерла. После того, как она заложила бомбу, вы появились и сказали ей…
Старая леди пригвоздила меня взглядом к сиденью. Радужки у нее были белые, а золотые зрачки горели, как маленькие солнца.
– Я сказала Мэллори то, о чем она и так подозревала, – заявила старуха. – Что в автобусе будет полно детей и что ее использовали. Я посоветовала ей прислушаться к голосу совести…
– И меня из-за этого убили! – перебила Мэллори.
– Я вдохновила тебя на подвиг, – спокойно возразила женщина. – И ты совершила подвиг и стала героем. Десятка два бомб взорвались в Белфасте двадцать первого июля тысяча девятьсот семьдесят второго года. Этот день вошел в историю как Кровавая пятница. А насколько хуже все закончилось бы, если бы ты не вернулась?
Мэллори оскалилась:
– Но ножи…
– Ножи я подарила тебе, – сказала женщина, – чтобы ты умерла с оружием в руках и попала в Вальгаллу. Я подозревала, что однажды они тебе понадобятся, но…
– Однажды?! – взъелась Мэллори. – Могла бы и предупредить об этом прежде, чем меня разнесло в клочья, пока я пыталась перерезать ими провода бомбы!
Женщина нахмурилась, и это выражение рябью прошло по всем слоям ее облика – вот девочка свела брови, вот – женщина, а вот – старуха.
– Я могу видеть только ближайшее будущее, Мэллори. Только то, что произойдет в ближайшие двадцать четыре часа, плюс-минус. Вот почему я здесь. Тебе понадобятся эти ножи. Сегодня.
Самира подалась вперед:
– Вы хотите сказать, они помогут нам добыть мед Квасира?
Женщина кивнула:
– У тебя отличная интуиция, Самира Аль Аббас. Ножи…
– Да почему мы должны тебя слушать?! – выпалила Мэллори. – Что бы ты нам ни сказала, это может свести нас в могилу!
Старуха положила вязание на колени:
– Моя дорогая, я богиня предвидения и ближайшего будущего. Я не стану говорить вам, что делать. Я здесь, только чтобы сообщить вам то, что поможет сделать правильный выбор. Что же касается того, почему вы должны меня слушать, я надеюсь, ты прислушаешься ко мне, потому что я люблю тебя.
– ЛЮБИШЬ?! – Мэллори посмотрела на нас с Самирой с выражением типа: «Нет, вы это слышали?!» – Да я даже не знаю, кто ты такая, старуха!
– Конечно, знаешь, дорогая.
Черты старухи поплыли – и вот перед нами сидит царственно прекрасная женщина с длинными косами точно того же цвета, что у Мэллори, лежащими на плечах. Шляпа ее превратилась в боевой шлем из белого металла, сверкающий как неон. Ее белое платье было сделано из того же материала, только вытканного и струящегося мягкими складками. Пушистая пряжа в сумке для вязания превратилась в клубы тумана. Богиня, понял я, вязала из облаков.
– Я Фригг, – сказала она. – Царица асов. И твоя мать, Мэллори Кин.
Глава XXI
Мэллори достается выеденный орех
Ну, знаете, как это бывает. Занимаешься себе своими делами, садишься в поезд, чтобы прокатиться по норвежским горам, и тут старушка с вязанием заявляет, что она – ваша божественная мамочка.
Если бы мне давали крону каждый раз, когда происходит нечто подобное…
Когда Фригг ошарашила нас новостями, поезд с протяжным скрипом затормозил, словно даже локомотив решил спросить: «Чего-о-о-о?!»
Из динамиков вагона сквозь помехи донеслось объявление на английском – что-то насчет возможности пофотографировать водопад. Я не понимал, почему ради этого надо было останавливаться, ведь мы уже проехали сотни потрясающих водопадов, но туристы вскочили на ноги и повалили наружу, так что вскоре в вагоне остались только мы: Сэм, Мэллори, я и миссис Вселенная.
Мэллори остолбенела и сидела как приклеенная добрых двадцать секунд. Когда в проходе между сиденьями никого не осталось, она вскочила на ноги, прошла в конец вагона, потом обратно и заорала Фригг:
– Нельзя же просто явиться из ниоткуда и вываливать такое!
Орать на богинь вообще-то очень плохая идея. За это запросто могут проткнуть насквозь, укокошить молнией или скормить гигантским кошкам. (Последнее – это про Фрею. Не спрашивайте.) Но Фригг и ухом не повела. Она была такой спокойной, что прямо даже не верилось, как это они с Мэллори могут быть в родстве.
Теперь, когда богиня наконец обрела ясный облик, я разглядел бледные шрамы у нее на щеках, словно дорожки слез, протянувшиеся вниз от бело-золотых глаз. На безупречном божественном лике они смотрелись дико и к тому же напомнили мне о другой богине – Сигюн, странной молчаливой жене Локи.
– Мэллори, – произнесла Фригг. – Дочка…
– Не называй меня так!
– Ты ведь и сама знаешь, что это правда. Ты начала догадываться об этом много лет назад.
Самира гулко сглотнула, словно все последние несколько минут не могла вспомнить, как это делается.
– Погодите. Вы – Фригг. Супруга Одина. Миссис Один. Та самая Фригг.
Богиня рассмеялась:
– Насколько мне известно, дорогая, я единственная Фригг. Это не слишком распространенное имя.
– Но… вас же никто никогда не видит. – Самира принялась хлопать себя по одежде, словно разыскивая в карманах ручку, чтобы взять автограф. – То есть… вообще никогда. Я не знаю ни одной валькирии или эйнхерия, кто бы хоть раз встречался с вами. И вы говорите, что Мэллори – ваша дочь?!
Мэллори замахала руками:
– Прекрати уже фанатеть, валькирия!
– Но разве ты не видишь…
