– Алекс, о чем он вообще говорит? Что ты должна сделать?
По ее загнанному взгляду я понял, что она-то в курсе, о чем толкует Хрунгнир. Я такой взгляд у нее видел только раз: в ее первый день в Вальгалле, когда она решила, что застряла навсегда в одном гендере.
– Я… – Алекс нервно облизнула губы. – Ладно, ничего. Я все сделаю.
– Вот истинная сила духа! – одобрил Хрунгнир. – А маленький Блондинчик пускай побудет у тебя на побегушках. Ладно, я пошел творить себе помощника. И вам надлежит заняться тем же. Завтра на рассвете я жду вас в Конунгсгурте!
С этими словами великан развернулся и затопал прочь по улице. Прохожие сторонились его, вероятно, принимая за подгулявший автобус.
А я обернулся к Алекс:
– Давай объясняй уже. Что ты согласилась сделать?
Ее разноцветные глаза сейчас разнились больше обычного и как будто разбегались в стороны.
– Нужно найти гончарную студию, – выдохнула Алекс. – И очень быстро.
Глава XVIII
Я леплю из пластилина не на жизнь, а на смерть
«Вперед, умник! В гончарную студию!»
Согласитесь, герои обычно так не говорят.
Но тон Алекс не оставлял сомнений: речь о жизни и смерти. Ближайшая гончарная студия – заведение под названием «Землица» – как назло, оказалась на моей любимой улице Мясные Ряды. Я счел это дурным предзнаменованием. Мы с Ти Джеем топтались перед входом, а Алекс тем временем вела переговоры с владельцем. Наконец тот вышел, довольный как слон, держа в руках довольно толстую пачку цветных купюр.
– Развлекайтесь, молодежь! – крикнул он, просияв от уха до уха, и поспешил вниз по улице. – С ума сойти! Вот красота!
Ти Джей помахал ему вслед:
– Спасибо, что не вмешались в Гражданскую войну!
Мы вошли в студию; Алекс уже вовсе производила ревизию тамошнего инвентаря – рабочих столов, гончарных кругов, металлических стеллажей с недоделанными горшками, ящиков с инструментами и шкафа, забитого кусками сырой глины в пластиковых пакетах. В глубине студии виднелись две двери: одна, кажется, вела в небольшую уборную, вторая – в кладовку.
– Может, и получится, – пробормотала Алекс. – Как знать.
– Ты что, купила это место? – спросил я.
– Скажешь тоже. Просто взяла в единоличную аренду на двадцать четыре часа. И хорошо заплатила.
– В британских фунтах, – заметил я. – Откуда у тебя столько местной налички?
Она пожала плечами, не отвлекаясь от пересчитывания мешков с глиной:
– Это называется подготовка, Чейз. Я вычислила, что наш путь ляжет через Британию и Скандинавию. Поэтому я купила евро, шведские кроны, норвежские кроны и фунты. Приветик от моей семейки. Под «приветиком» я подразумеваю, что я это все стырила.
Я вспомнил, как в моем сне Алекс яростно бросила отцу: «Не нужны мне твои деньги!» Наверное, она имела в виду, что примет от него деньги только на собственных условиях. Это достойно уважения, правда. Но где она раздобыла столько разных валют, вот что уму непостижимо.
– Кончай пялиться, лучше помоги, – приказала она.
– Да я не пялюсь…
– Столы надо сдвинуть вместе, – командовала Алекс. – Ти Джей, сходи проверь, может, там в кладовке есть еще глина. Нам надо намного больше.
– Уже бегу! – И Ти Джей кинулся в кладовку.
Мы с Алекс сдвинули вместе четыре стола – получилась большущая рабочая поверхность, хоть в настольный теннис играй. Ти Джей приволок еще мешков с глиной. По моим прикидкам, теперь нам хватило бы на керамический «Фольксваген».
Алекс переводила взгляд с глины на гончарные круги и нервно постукивала ногтем большого пальца по губам.
– Времени мало, – пробормотала она. – Пока сушится, потом еще глазурование, потом обжиг…
– Алекс, – вмешался я, – если ты хочешь, чтобы от нас был толк, разъясни, что мы делаем.
Ти Джей незаметно отодвинулся от меня – подальше от греха, чтобы ненароком не угодить под Алексову гарроту.
Но Алекс ограничилась суровым взглядом:
– Я звала тебя на уроки лепки для начинающих в Вальгалле. А ты не пришел. Вот и пеняй теперь на себя.
– Но у меня же свое расписание… я на другом занятии был!
На самом деле меня просто не увлекала лепка из глины не на жизнь, а на смерть. Особенно, если обязательным пунктом программы было зашвыривание участников в печь для обжига.
– У горных великанов есть традиция под названием твейрвиги, – сказала Алекс. – Битва двое на двое.
– У викингов тоже есть, только ейнвиги, один на один, – добавил Ти Джей. – Вместо «твейр» – «ейн».
– Грандиозно, – выдохнул я.
– Ну да! Я читал об этом…
– Неужто в путеводителе?
Ти Джей потупился.
Алекс подхватила ящик с разными инструментами:
– Ну, правда, Чейз, некогда сейчас тебя просвещать. Ти Джей дерется с Хрунгниром. Я делаю глиняного воина, который дерется с великаньим глиняным воином. А ты на подхвате, или исцеляешь кого-нибудь, или еще что. Все просто, как дважды два.
Я уставился на мешки с глиной:
– Глиняный воин. То есть это типа волшебная керамика?
– Керамика для начинающих, – терпеливо повторила Алекс. – Ти Джей, приступай к нарезке кусков. Мне нужны полоски примерно в дюйм
[41] толщиной, штук шестьдесят-семьдесят.
– Конечно! Я возьму твою гарроту?
Алекс смеялась долго и надрывно:
– Ну уж нет. В том сером ящике должна быть струна для глины.
Ти Джей надулся и побрел копаться в ящике.
– А ты, – обернулась ко мне Алекс, – будешь делать из глины колбаски.
– Колбаски.
– Я уверена, ты сумеешь скатать колбаску из глины. Это как змейка из пластилина.
Неужели она знает про мой тайный порок? В детстве мне нравилось лепить из пластилина (в детстве – то есть лет примерно до одиннадцати). Поэтому скрепя сердце я признал, что катание колбасок входит в число моих талантов. И поинтересовался:
– А ты что будешь делать?
– Самое трудное – работать на гончарном круге, – пояснила она. – Для начала нам нужен хороший промин.
Прозвучало это немного угрожающе, но я догадывался, что проминать она собирается глину, а не кого-то еще. Хотя с Алекс никогда точно не знаешь.
