– Странно, – обеспокоенно признался он, уже два часа накручивая в небе круги. – В этой точке координат нет ничего. Там внизу одна трава.
Даниэла разозлил такой непрофессионализм молодого вертолетчика. Вернувшись, он нанял водителя, работавшего с ними ранее. КК ехать отказался:
– Там нечего снимать. Как можно фотографировать то, чего нет?
Они объехали на машине всю территорию несколько раз, натыкаясь на уже виденные пейзажи, словно во сне, в бесконечном количестве снов, пока теперь уже водитель не признался, что пребывает в полном замешательстве:
– Мы заблудились!
– Мы? Нет, это вы заблудились!
Шофер раздраженно посмотрел на Беншимола, будто был уверен, что именно тот повинен во всех несуразицах, происходящих на свете.
– Эти дороги будто пьяные! – воскликнул он, стуча кулаками по рулю. – Мы попали в самую настоящую географическую западню!
В следующее мгновение перед ними возник резкий поворот и, ошеломленные, они наконец выплыли из этого заблуждения или из этой иллюзии, охваченные нервной дрожью.
Селение Нова Эшперанса они так и не нашли. Хотя вскоре указатель вернул их на шоссе, а оно, в свою очередь, в Уамбо. КК ждал Беншимола в гостинице, сидя с мрачным лицом, скрестив руки на худощавой груди:
– Плохие новости, коллега. Я проявил пленки, они засвечены. Из материала осталось только какое-то дерьмо. День ото дня не легче.
В газете никого, казалось, не смутила новость о том, что Нова Эшперанса исчезла. Главный редактор, Марселину Асумпсан да Боа-Морте, только рассмеялся:
– Пропала деревня?! Да в этой стране что только не пропадает. Может, и вся страна уже на грани исчезновения – деревня здесь, деревня там. А когда хватимся, глядишь, а ничего уже и нету.
В 2003-м, несколько недель спустя после таинственного исчезновения французского писателя Симона-Пьера Муламбы, чему ангольская пресса уделила некоторое внимание, Марселину да Боа-Морте вызвал Даниэла к себе в кабинет и вручил ему некий синий конверт:
– У меня к вам как к коллекционеру исчезновений есть одно дело. Вот, прочитайте. И посмотрите, получится ли из этого сделать материал.
Письмо
Уважаемый сеньор директор “Журнал де Ангола”.
Меня зовут Мария да Пьедаде Лоуренсу-Диаш. По профессии я клинический психолог. Около двух лет назад мне открылась страшная правда: я – приемный ребенок. Оказывается, моя биологическая мать отдала меня приемным родителям сразу после родов. Пораженная этим фактом, я решила разобраться, почему она так поступила, и выяснила, что Лудовика Фернандеш Ману (так зовут мою биологическую мать) летом 1955 года была жестоко изнасилована неизвестным и забеременела. Через какое-то время после того трагического происшествия она переехала к своей старшей сестре, Одетт, которая в 1973 году вышла замуж за жившего в Луанде горного инженера по имени Орланду Перейра душ-Сантуш.
После провозглашения независимости Анголы в Португалию они не вернулись. В португальском консульстве в Луанде никаких регистрационных записей на их счет нет. Я решилась написать Вам, чтобы узнать, может ли Ваша газета каким-то образом помочь мне найти Пудовику Фернандеш Ману.
С уважением,
Мария да Пьедаде Лоуренсу
Смерть Призрака
Призрак умер во сне. Последние недели пес почти не ел. Справедливости ради стоит сказать, что он всегда ел мало, поскольку еды всегда не хватало. Может, именно поэтому он и прожил столько лет. Лабораторные исследования показывают, что, например, мыши, которых вынуждают питаться низкокалорийной пищей, живут намного дольше.
Утром, когда Луду проснулась, собака была уже мертва.
Женщина села на матрас напротив открытого окна и обняла руками свои худые колени. Подняв глаза к небу, Луду увидела, как на нем постепенно проступают легкие розовые облака. Где-то на террасе кудахтали куры, с нижнего этажа доносился плач ребенка. Она чувствовала, как в груди образуется пустота, будто неясное нечто, некое темное вещество покидает ее нутро, вытекая, словно вода из разбитой емкости, и скользит дальше по холодному цементу. Лудовика потеряла единственное в мире существо, которое любило ее и которое любила она. Но слез, чтобы заплакать, почему-то не было.
Она поднялась, взяла кусок угля и буквально набросилась на одну из еще не исписанных стен в гостевой спальне.
Призрак умер этой ночью. Все теперь стало таким бесполезным.
Его взгляд ласкал, объяснял и поддерживал меня.
Луду вышла на террасу, не став на сей раз прятаться под старой картонной коробкой. День еще только расходился, будто бы сладко позевывая. Наверное, было воскресенье. Улицы были почти пустыми. Она увидела группу женщин в безупречно белых платьях. Одна из них, заметив Луду, подняла правую руку и весело помахала.
Луду отпрянула.
“А ведь можно прыгнуть, – подумалось ей. – Сделать несколько шагов вперед, залезть на парапет. Так просто. Женщины там внизу только бы и видели ее какую-то секунду – легкую, как пушинка, тень, которая летела и упала”.
Лудовика отступила к двери. На шаг, потом еще и еще, придавленная голубизной необъятного неба и собственной убежденностью в том, что она будет жить, даже если нет того, что придает этой жизни смысл.
Смерть кружится надо мной, показывает зубы, что-то бормочет. Я опускаюсь на колени и подставляю ей свою голую шею: ну, иди же, подруга.
Она кусает. Но дает мне уйти.
Ах, значит, сегодня ты пришла и забыла про меня.
Ночь, и снова ночь.
Я насчитала меньше дней, чем ночей.
Да, ночей и кваканья лягушек. Я открываю окно и вижу пруд.
Ночь, разделенную надвое.
Идет дождь, все переполнено. Ночью тьма будто бы поет. Ночь поднимается волнами и пожирает здания. Я опять думаю о той женщине, которой вернула ее голубя, – высокая, утонченная, глядящая на мир чуть пренебрежительно, как это делают красавицы. Вот она идет по улицам Рио, по берегу Лагуны (в библиотеке я встречала множество фотографий и альбомов о Бразилии). Навстречу едут велосипедисты. Те из них, что останавливают на ней взгляд, уже больше никогда не возвращаются. Женщину зовут Сара. Я ее так зову.
Кажется, она только что сошла с картины Модильяни.
О Боге и прочих мелких глупостях
Мне кажется, что, несмотря на крайнюю непостижимость Бога, верить в него легче, нежели в самонадеянное человечество. Многие годы я выдавала себя за верующую просто из обыкновенной лени: мне было бы трудно объяснить Одетт и всем остальным свое неверие. Я также не верила в мужчин, но это как раз люди принимали легко. В последнее время я пришла к выводу, что для того, чтобы верить в Бога, непременно нужно верить в человечество.
