В литературном кафе мне посчастливилось познакомиться с кое-кем из переводчиков Каракса – они как раз собрались на симпозиум, проводившийся в Сорбонне. Английская писательница Люси Харгривз выросла на Майорке, но вернулась в Лондон ради большой любви. Она призналась, что давно ничего не слышала о Караксе. Его переводчик на немецкий язык, Петер Шварценбельд, господин из Цюриха, предпочитавший широты с более умеренным климатом, приехал в Париж на складном велосипеде. Он охотно поделился подозрениями, что ныне Каракс всецело посвятил себя сочинению сонат для фортепьяно и живет под другим именем. Переводчик на итальянский Бруно Арпаиани вспомнил, что несколько лет назад до него доходили слухи, будто Каракс готовит к изданию новый роман, однако он не считал их заслуживающими доверия. В общем, никто из уважаемых литераторов ничего толком не знал ни о месте пребывания Хулиана Каракса, ни о постигшей его судьбе.
На одной из таких вечеринок я случайно познакомился с Франсуа Масперо, человеком тонкого ума, издателем и книготорговцем, делавшим в то время блестящие переводы. Масперо был наставником Паскаль с тех пор, как она приехала в Париж. Он любезно пригласил меня в кафе «Дё Маго», где я в общих чертах объяснил ему свой замысел.
– План весьма амбициозен, молодой человек, и столь же сложен, если не сказать более, однако…
Через несколько дней я встретил Франсуа Масперо на улице. Он сказал, что хотел бы представить меня одной немецкой барышне с крутым нравом, жившей между Парижем и Берлином и знавшей больше языков, чем я мог упомнить. Она срывала покровы тайны с чудес и секретов литературы, публикуя результаты своих изысканий в различных европейских издательствах. Ее звали Михи Штраусманн.
– Возможно, ей что-нибудь известно о Караксе…
Подчеркнув, что во многом находит эту женщину примером для подражания, Паскаль предупредила, что у Михи Штраусманн характер далеко не сахар и она терпеть не может глупости. Фрасуа Масперо сдержал обещание, собрав нас вчетвером за столиком в кафе в квартале Маре, неподалеку от дома, где некогда жил Виктор Гюго.
– Михи Штраусманн – знаток творчества Каракса, – произнес он, представляя нас. – Расскажите ей то, что рассказывали мне.
Я так и поступил. В ответ она смерила меня взглядом, от которого опало бы самое свежее суфле.
– Вы полный идиот? – спросила Михи Штраусманн на правильном испанском.
– Я только учусь, – скромно сказал я.
Вскоре валькирия смягчилась, признав, что была со мной слишком сурова. Она не стала скрывать, что тоже, к своему большому сожалению, не имела вестей от Каракса, как и все остальные.
– С некоторых пор Хулиан перестал писать, – огорченно сообщила она. – И не отвечает на письма. Я желаю вам удачи в вашей затее, но…
– Нет ли у вас адреса, куда я мог бы написать?
Михи Штраусманн покачала головой.
– Попробуйте обратиться к Курриган и Количчо. Именно к ним я отправляла почту и там же несколько лет назад потеряла его след.
Паскаль взяла на себя труд объяснить, что мадам Курриган и Томазо Количчо более двадцати пяти лет были литературными агентами Хулиана Каракса, и пообещала похлопотать, чтобы меня приняли.
* * *
Контора мадам Курриган находилась на Рю-де-Ренн. В гильдии литераторов ходили легенды об ее оранжерее с орхидеями, в которую дама со временем превратила свой кабинет. И Паскаль посоветовала мне преподнести ей в подарок новый экспонат для коллекции. Паскаль дружила с членами так называемой Brigade Сurrygan, слаженного квартета литераторш разных национальностей, работавших под началом мадам Курриган, и благодаря их протекции я добился аудиенции у давнего друга и агента Каракса.
Я появился в конторе с цветочным горшком в руке. Члены Brigade Сurrygan (Хильда, Клодия, Норма и Тоня) приняли меня за посыльного из ближайшего цветочного магазина. Как только недоразумение разрешилось, меня проводили в кабинет к мадам Курриган. Едва переступив порог, я увидел витрину с полным собранием сочинений Хулиана Каракса и ботанический сад высшей категории. Мадам Курриган терпеливо выслушала меня, докуривая сигарету. Дым от нее опутывал помещение легкой паутиной.
– Честно говоря, однажды Хулиан рассказывал о Даниэле и Беа, – произнесла она. – Но с тех пор прошло много времени. Я уже давно не получала вестей от Хулиана. Раньше он часто навещал меня, однако…
– Он заболел?
– Наверное, можно и так выразиться.
– Чем?
– Меланхолией.
– Может, Томазо Количчо знает что-нибудь о нем?
– Сомневаюсь. Я веду дела с Томазо и встречаюсь с ним каждую неделю. Насколько мне известно, он тоже ничего не слышал о Хулиане года три, по меньшей мере. Но все же попробуйте. Сообщите мне, если что-нибудь узнаете.
Томазо Количчо жил с женой на баркасе, набитом книгами и пришвартованном на берегу Сены, в полукилометре от острова Сите. Его супруга Элейн, тоже служившая редактором, встретила меня на пристани с приветливой улыбкой.
– Наверное, вы – юноша из Барселоны? – уточнила она.
– Он самый.
– Поднимайтесь на борт. Томазо читает отвратительную рукопись и будет признателен, если его прервут.
Внешностью Томазо Количчо напоминал старого морского волка и носил капитанскую фуражку. Несмотря на убеленную сединами голову, в его глазах отчасти сохранилось выражение детского лукавства. Выслушав мою историю, он не спешил с ответом, погрузившись в задумчивость.
– Молодой человек, есть две вещи, которые почти невозможно найти в Париже. Во-первых, достойную пиццу. А во-вторых, Хулиана Каракса.
– Я готов пожертвовать пиццей и удовлетвориться Караксом, – вырвалось у меня.
– Хорошей пиццей жертвовать не рекомендую. Почему вы думаете, что Хулиан, если он еще жив, захочет с вами разговаривать?
– С какой стати ему умереть?
Томазо Количчо смерил меня взглядом, исполненным грусти.
– Люди имеют обыкновение умирать, причем чаще всего именно те, кто заслуживает продолжения жизни. Вероятно, Господу необходимо освобождать место для определенного количества сукиных детей, поскольку без них ему было бы скучно доводить до совершенства сотворенный им мир.
– А мне необходимо верить, что Каракс жив, – заявил я.
Томазо Количчо усмехнулся:
– Поговорите с Розье.
Много лет Эмиль де Розье был редактором Хулиана Каракса. Поэт и прозаик в свободное время, Розье давно работал в различных парижских издательствах и сделал успешную карьеру. В рамках своей трудовой деятельности он много издавал (как на испанском, так и в переводах на французский) произведения запрещенных испанских авторов, живших в изгнании, а также выдающихся латиноамериканских писателей. Томазо Количчо сообщил мне, что недавно Розье назначили главным редактором издательства «Люмьер», фирмы небольшой, но с отличной репутацией. Его штаб-квартира находилась неподалеку, и я немедленно отправился в ту сторону.
