Она вышла вся белая, как сметана, коротенькими японскими шажками, чуть приседая, обняв себя за плечи, с торчащими над животом огромными розовыми сосками и таким же розовым лобком.
– Ты куда?!
– Сигареты надо купить. Дойду до киоска.
Тут она возлегла на постель, как одалиска, с неописуемой томностью, закинув ногу на ногу, и приказала мне вдогонку:
– Шампанское, Жень, захвати!
Я вышел на улицу, добросовестно добрёл до киоска, купил пачку «Честерфилда» и двинулся в сторону вокзала.
Уже возле билетной кассы я обнаружил, что оставил в гостинице сумку с книгой и сменой белья. Но паспорт, бумажник и телефон были здесь, в пиджаке.
В привокзальном буфете мне продали сто грамм тёплой водки и стакан томатного сока. Потом ещё сто грамм.
С левой стороны вокзала открывался пустырь, примыкавший к железнодорожному тупику. Там я нашёл бетонный пенёк, присел и закурил.
Для полноты картины оставалось только позвонить Федюше. Телефон у меня почти разрядился, но я не собирался долго говорить.
– Хэллоу! – сказал мне третий заместитель председателя политсовета «Единственно Правильной Отчизны». – Есть новости?
– Новость одна. Я отказываюсь от заказа.
– А что? Какие-то затруднения?
– Ну, можно сказать, стилистические.
– Чего-о?! – Слышимость была неважная. – Политические?
– Хорошо, пусть будут политические.
Он молчал, наверно, с полминуты.
– Может, тебе моя партия не нравится?
Я честно удивился:
– А что там может нравиться?
– Ты это брось! Совсем страх потерял? Давай лучше вступай к нам.
– Зачем?
– …А потом вместе выйдем, через год-два. Когда уже не надо будет.
На этих словах мой телефон выдохся, и партийный вопрос так и остался нерешённым. Всю обратную дорогу в людном плацкартном вагоне я проспал, как новорождённый.
Не помню точно, кто это сказал: времени всегда тратится ровно столько, сколько у тебя его есть. Раньше мне это казалось шуткой, теперь перестало казаться. Особенно когда счёт пошёл на недели и дни. Время можно пытаться растягивать, выворачивать наизнанку или сжимать. Можно его конвертировать в какую угодно валюту или просто разменивать на фантики неземной красоты. Но всё равно – потратишь без остатка. Никаких заначек или резервов, ни для кого.
Вечером 21 августа меня занесло в торговый центр «Капитан» – я туда хожу оплачивать коммунальные услуги через терминал, а потом иногда поднимаюсь на третий этаж в магазин «Видео-Шторм».
Мне вдруг сильно захотелось накупить сразу много фильмов – только не новых, а тех, которые давным-давно видел, и заново их посмотреть.
В этом «Шторме» среди полок, уходящих за горизонт, меня так укачало, что я в итоге набрал невыносимо пёструю пачку: «Нежную кожу» Трюффо, «Связь» братьев Вачовски, «Ганнибала» Ридли Скотта, «Охотника на оленей». Да, ещё позднего Стэнли Кубрика, Иоселиани, Гринуэя. В общем, диковатый винегрет, который правильней было бы забыть возле кассы, изобразив рассеянность, но там случился любопытный эпизод.
Улыбчивая кассирша пробила чек и поздравила меня с тем, что, сделав покупку на такую-то сумму, я получил право на бесплатную консультацию астролога, хоть сейчас! Это у них такая акция – вот талончик. А сам астролог сидит на первом этаже, рядом со свежевыжатыми соками. В другой день я бы сказал «огромное спасибо» и тут же с лёгким сердцем оставил где-нибудь этот талончик вместе с фильмами. Но 21 августа я, как полноценный обалдуй, попёрся на первый этаж к бесплатному астрологу, спрятанному за бархатной шторой, в тесной кабинке, между оранжевым прилавком с соками и кремовым бутиком дамского белья.
У меня возник запасной вариант: если за шторой обнаружится пылающая очами брюнетка с массивными перстнями, я без зазрения совести отверну в оранжевую сторону и выпью грушевый.
Но в кабинке за столиком сидел невзрачный юноша лет двадцати шести, гладко причёсанный, в сером костюмчике. Такой типичный ботаник, выражаясь школьным языком. Сидел, уткнувшись в экран ноутбука. Мой приход его не очень-то отвлёк.
Парень предложил мне стул и запросил «выходные данные»: место, год, месяц, день и час рождения – всё с дежурной вежливостью, так и не отрываясь от экранчика. Это внушало доверие. По крайней мере он не щупал меня наглым, всезнающим взглядом доморощенного психотерапевта.
Когда компьютер выдал натальную карту (или как там у них называется эта круглая схема, перечёрканная цветными хордами и категорическими острыми углами), астролог наконец заговорил. Он довольно складно изложил обстоятельства моей жизни за последние лет пятнадцать, даже угадал профессию, но я его прервал. Своё-то прошлое я как-нибудь сам предскажу, память пока не отшибло.
Он спросил раздражённо:
– Вам что, лишь бы на будущее?
– Мне лишь бы настоящее. Ближайшие дни.
Парень опять уткнулся в монитор. Вся складность улетучилась. Теперь он хмыкал, как технарь, нашедший поломку, и гундел себе под нос:
– Ну, тут у вас это… Вроде бы. Ну, в том смысле, что…
Он мрачнел буквально на глазах. Я ждал.
– Ну, в том смысле… Кардинальное что-то. Возможно, с медициной. Операция, типа?
– Да, – говорю.
– А какого числа?
– Двадцать седьмого.
И вот тут он заткнулся. Просто завис у экрана с вытянутым лицом, как будто язык проглотил.
Не знаю. Может, у этих астрологов вообще не принято клиентам плохие новости сообщать. Но молчал он очень конкретно.
Я попытался его приободрить: «Да ладно, говорите прямо, я ведь и так всё понимаю».
Он осторожно покашлял и кое-как выдавил из себя:
– В общем, это… Не хочу вас пугать. Но лучше бы это было не двадцать седьмого. Лучше в этот день не трогать ничего. Тогда, может, обойдётся.
Как говорится, и на том спасибо.
Оставалось идти пить грушевый сок. Или томатный.
23 августа по-честному дозвонился до клиники, чтобы напомнить о себе: я такой-то, собираюсь на днях приехать сдаваться.
Та же самая девушка снова задумчиво поцокала по клавишам – и вдруг начала многословно извиняться: «Очень сожалеем, что причинили неудобства! По независящим причинам… Вам операцию на двадцать восьмое перенесли. Так уж получилось! Двадцать седьмого только освободится палата, и мы вас положим в стационар».
– Это безобразие, – говорю. – Я возмущён.
– Приезжайте после обеда! Не забудьте домашнюю одежду и деньги.
В тот же день я услышал по телефону от моей интернетовской Дюймовочки, что к следующей встрече она, так и быть, накрасится ради меня. Думаю, после слов: «Ну, прощайте!» – это уже явный прогресс.
