Колено забинтовано, и я, ухватившись за руки Виллема и Олли, поднимаюсь на ноги. Олли вытаскивает мой велосипед на дорогу. Вскочив на него, он проезжает несколько кругов, чтобы проверить, все ли в исправности. Я смотрю на забинтованное колено. Когда я наклоняюсь, ногу пронизывает боль, но ее можно терпеть.
– Ты уверена, что все хорошо?
– Да. – Однако, забравшись на велосипед, я теряю уверенность. И дело не в боли: меня беспокоит что-то другое. Но я не могу определить, что именно.
– Нам ни к чему спешить, – говорит Олли. – Если хочешь, один из нас может поехать вперед. Он найдет кого-нибудь с машиной, чтобы отвезти тебя.
Что же все-таки меня беспокоит? Я медленно кручу педали. Боль то тупая, то острая – в зависимости от того, какое колено сгибается. В чем же все-таки дело?
– Или ты могла бы сесть на велосипед позади одного из нас. А позже мы бы вернулись за твоим велосипедом, – предлагает Виллем.
– Я могу ехать сама.
Мое колено. Мое поврежденное колено, на котором скоро будет шрам.
Колени Мириам. Голые белые ноги, которые я видела, надевая ей носки и туфли.
– Ханнеке? – обращается ко мне Виллем. – Я спросил, хочешь ли ты ехать первой или последней? Ханнеке?
Юдит вспомнила, когда именно у Мириам появилось красивое голубое пальто. Это был не просто подарок. Его купили, потому что прежнее пальто так порвалось, что его невозможно было починить. Тогда она поранила колено, и навсегда остался шрам.
На коленях у девушки, лежавшей в подвальной комнате господина Крёка, не было шрамов. Они были белые и гладкие.
Олли едет передо мной, все время оглядываясь, чтобы убедиться, что я не упала снова.
– Олли, ты не собираешься сегодня наведаться к Юдит? – спрашиваю я.
Он останавливается.
– А что?
– Если собираешься, то не мог бы ты спросить у нее насчет родинки на подбородке Мириам? Спроси ее… Нет, это все. Просто спроси о родинке.
Олли и Виллем переглядываются.
– Ханнеке, может быть, тебе лучше подождать здесь с Виллемом? А я бы поехал вперед и нашел доктора? – предлагает Олли.
Я качаю головой. Что-то действительно не так. Но это не то, о чем думает Олли.
– Мне нужно поскорее вернуться. Если ты поговоришь с Юдит, потом найди меня. Я буду… – Я пытаюсь сообразить, где буду. – Позвони к фру де Врис. У нее пока еще не отключили телефон.
– О чем ты? Ханнеке, остановись!
У меня горят ноги, но я заставляю себя еще сильнее крутить педали. Наконец я перегоняю Олли и устремляюсь по гравиевой дороге к парому. Олли и Виллем привстали на своих велосипедах, пытаясь решить, нужно ли следовать за мной. Но я не могу больше тратить время на объяснения.
Я знаю, что именно увидела, когда одевала вчера Мириам на столе. У нее гладкие колени.
Становится трудно дышать. Не думаю, что это из-за быстрой езды, из-за холода или из-за падения с велосипеда.
Уже виден паром, с которого сходят пассажиры. Колено сильно болит, но мне не до него. Сейчас, в этом рушащемся на моих глазах мире, единственное, что важно, – это тело. Тело, которое я вчера обряжала, над которым плакала. Теперь это просто тело. Потому что та девушка, которую я обряжала, – не Мириам Родвелдт.
Глава 30
Как же это может быть? Девушка, лежавшая на столе, – не Мириам Родвелдт?
Возможно, из Шоубурга вышла еще одна девушка в небесно-голубом пальто, которую я просто не заметила? И я пыталась помочь сбежать не той несчастной?
К тому времени, как я добираюсь до фру де Врис, множество вопросов вертится у меня в голове. Фру де Врис не открывает дверь, но я знаю, что Мина там. Постучав три раза, я тихо произношу:
– Это я. И я одна.
– Что случилось? – спрашивает Мина, чуть приоткрыв дверь. – Ты же знаешь, что я не должна… Меня могут увидеть соседи.
– Где фру де Врис?
– У своей матери, вместе с мальчиками.
– А Кохены?
– Они дремлют в комнате для гостей. Что случилось?
Взяв Мину за руку, я веду ее в кабинет господина де Вриса.
– Мне нужно взглянуть на слайды. Те, которые ты снимала на прошлой неделе. Пожалуйста, перестань спрашивать, что случилось, – прошу я, предчувствуя, что она повторит свой вопрос.
– Так что нужно?
– Фотографии Холландше Шоубурга. Друг фру де Врис принес проектор?
– Принес, – неуверенно отвечает она. – Только вчера. Мы еще не установили его.
– Давай сделаем это сейчас.
Проектор в дорожном футляре стоит у письменного стола. Я выключаю свет и закрываю дверь, а Мина вынимает тяжелый черный проектор из футляра. Она ставит его на письменный стол таким образом, чтобы линза была обращена к стене. Когда она включает его и нажимает на красную кнопку, на стене появляется белый квадрат света.
– Ты хочешь увидеть тот снимок, на котором Мириам? – спрашивает Мина. Я киваю, и она принимается перебирать слайды. Наконец она находит нужный и вставляет его в проектор. Белый квадрат на стене исчезает.
Когда мы рассматривали этот слайд с помощью лупы, Мириам была всего лишь небесно-голубым пятном в нижнем углу кадра. А теперь, на стене, она ростом несколько дюймов. Я вижу ее ясно, но детали трудно различить. Она в голубом пальто, в профиль.
Я указываю на девушку в углу кадра.
– Это Мириам? – Я произношу это спокойно, без эмоций, чтобы не воздействовать на Мину.
Едва взглянув на слайд, она поворачивается ко мне.
– О чем ты? Конечно, это Мириам. Ты же сказала…
– Забудь все, что я сказала. Я хочу, чтобы ты посмотрела на картинку и ответила, та ли это девочка, с которой ты ходила в школу. Посмотри внимательно.
Мина изучает картинку, опершись на локти. Проектор издает тихое жужжание. Я замираю, стараясь не шуметь.
– Итак? – спрашиваю я наконец, почувствовав, что не в силах больше ждать.
– Честно говоря, я не уверена. Это ее пальто. По крайней мере, точно в таком Мириам ходила в школу. Но снято издалека, и она слегка повернула голову. Слишком нечетко, чтобы я могла сказать наверняка. А почему ты спрашиваешь об этом сейчас?
– Мина, посмотри внимательнее. Эта девочка – Мириам? Или нет?
– Ханнеке, я не могу сказать с уверенностью. – В ее голосе звучит легкая досада. – Если бы меня спросили: «На этой фотографии есть твои бывшие одноклассники?», то я вряд ли указала бы на кого-нибудь. Но если бы мне приказали: «Укажи на Мириам Родвелдт», то я бы указала на девочку в голубом пальто. А теперь ты наконец признаешься, в чем дело?
