– На прошлой неделе? – Я насторожилась. – Значит, он где-то здесь?
– По крайней мере, был еще несколько дней назад. Его какое-то время не было видно, но я слышала, что он просто болел. Его отец – дантист. Вот и все, что мне известно о Тобиасе. А еще он слишком популярен.
– Ты думаешь, Мириам ему нравилась?
– Кто-то прислал Мириам цветы в ее день рождения. Продавец доставил их на школьный двор до занятий, и ей пришлось взять эти цветы в здание. Она была красная как рак. В цветах не было карточки. Все мы поддразнивали ее, кроме Тобиаса. Он не отрывал взгляда от своей парты. Если он вернется в школу, я могу его расспросить.
– Спроси, не может ли он встретиться со мной. Так было бы еще лучше.
– Ладно. Может быть, я смогла бы побеседовать и с другими одноклассниками. Было бы хорошо, если бы вы снова зашли. У меня осталось не очень-то много друзей. – Она бросает на меня взгляд из-под темных ресниц. – Вы зайдете? О, погодите!
Мина так резко останавливает коляску, что я чуть не налетаю на нее.
– Мы пришли, – сообщает она. Я не следила за нашим маршрутом, но мы прошли большое расстояние и сейчас находимся возле Амстердам Сентрал
[15].
– Пришли? – повторяю я. – Зачем мы сюда пришли? Я думала, мы просто гуляем.
– Здесь моя доставка.
О, черт возьми! Мне следовало обратить больше внимания на ее разговор с Юдит. Мина взяла меня с собой на дело. Вот почему сумка, которую она дала, такая тяжелая. Наверное, прикрыла одеялами то, что переправляет: документы или продовольственные карточки. А возможно, и деньги, чтобы кого-то подкупить. Наверное, у меня на плече целое состояние в незаконных бумагах. Я заставляю себя сохранять спокойствие.
– Ну не совсем здесь. – Мина поднимает глаза к небу, чтобы сориентироваться. – Мы должны встретиться у флюгера. – На вокзале Амстердам Сентрал две башни с часами. На одной из них – настоящие часы, на другой – флюгер, который похож на часы. Его стрелки колеблются на ветру. Мина подталкивает коляску к башне с флюгером, вглядываясь в толпу. – Вот она. – Она машет рукой кому-то на площади.
К нам приближается хорошо одетая женщина в дорогом костюме, с аккуратно причесанными белокурыми волосами. Судя по всему, это контакт Мины. Эта дама немного похожа на фру де Врис.
– Я опоздала? – спрашивает она.
– Нет, нет, – отвечает Мина. – Вы как раз вовремя.
– Я ничего не принесла. Мне следовало что-нибудь принести? Кажется, кто-то сказал…
– Не нужно было ничего приносить. Я была счастлива вам помочь. Вы готовы?
Женщина кивает и протягивает руки. Я окидываю взглядом толпу, чтобы убедиться, что никто не смотрит. Затем снимаю с плеча сумку, собираясь передать ее Мине. Она должна вынуть то, что предназначается этой даме. Мина не обращает внимания на мою протянутую руку. Она наклоняется над детской коляской и плавным, привычным движением поднимает Регину.
– Ее зовут Регина, – говорит Мина. Она целует ребенка в лобик, что-то тихо шепчет и передает белокурой даме.
– О! – Женщина откидывает одеяльце и дотрагивается до носика Регины. – Какое красивое имя! Мне его сохранить? Муж всегда говорил, что если у нас будет дочь, он хотел бы назвать ее в честь своей матери.
Мина сглатывает слюну.
– Теперь у вас есть дочь, – заключает она. – Так что позаботьтесь о ней, как сочтете нужным. Чтобы ей было хорошо. Вас ждет автомобиль?
– За углом.
– Значит, у вас все готово.
Кажется, женщине хочется что-то еще спросить, но она молча уходит. Мина смотрит ей вслед, пока та не исчезает в толпе.
Глава 11
– Значит, это и была доставка? – шепчу я. – Ты должна была доставить это? – Мина кивает, затем пускается в обратный путь. – Подожди… Мина, что сейчас произошло?
Она останавливается и смотрит на меня с неуверенным видом. Потом снимает с моего плеча сумку и кладет в коляску.
– Мы никогда не делаем подобное, если у нас нет разрешения от родителей. Некоторые отказываются расставаться. Мы прячем только тех детей, чьи семьи считают, что там они будут в безопасности. Я думала, ты знаешь.
Значит, диалог между Юдит и Миной, который я подслушала раньше, не был шифрованным. И он не имел никакого отношения к фальшивым документам, в которых указаны не те имена, которые были даны людям при рождении. Мина просто предупредила Юдит, что родители, которые отдают своих детей, могут не найти их после войны.
– Сколько? – Мине всего пятнадцать лет, и она едва достает мне до плеча. Неужели она делает это регулярно, при свете дня? – Сколько детей ты пристроила?
– Я? Более сотни. Юдит работает внутри Шоубурга. Она общается с семьями и получает разрешение. Ребенка спрятать легче, чем взрослого, потому что до четырнадцати лет людям не требуются документы. У нас есть свой человек в театре, который подделывает документацию. Как будто этих детей никогда не было в яслях.
Значит, малышка Регина не была прикрытием для незаконного груза. Она сама незаконный груз.
Мина проделывала это более ста раз. Сто нарушений, которые караются расстрелом! А на следующее утро она встает и проделывает это снова. И эта девочка еще щебечет о школе и мальчиках, и о том, чем хочет заниматься после войны! А один раз я ей помогла. Один раз из ста.
Мина искоса смотрит на меня.
– Я думала, вы знаете, – повторяет она. – Юдит вам не сказала?
– Юдит мне не сказала.
– Вы сердитесь?
Не знаю. Эта прогулка – один из множества поступков, которые я вовсе не собиралась совершать. Но Шоубург так ужасен, и Регина такая крошечная, и мы можем сделать так мало. Все мы. Что же мне ответить? Разве я хочу, чтобы Регину оставили в яслях и чтобы ее депортировали? Во что же мне верить? В то, что стоит рисковать ради спасения одной Мириам? Только потому, что меня попросили ее найти? Разве я смогу забыть все, что видела в центре депортации?
– Не знаю… – начинаю я. – Я чувствую…
– Позвольте мне посмотреть на малыша!
Этот голос принадлежит мужчине, который говорит по-голландски с сильным немецким акцентом.
– Добрый день, юные дамы! Прекрасное утро в прекрасном городе!
Я знаю этого солдата – точнее, не его, а этот тип. Это тип солдата, который пытается выучить голландский и раздает детям конфеты. Он добрый – и это самый опасный тип из всех. Добрые в глубине души сознают, что они делают что-то порочное. Сначала они стараются с нами подружиться. Потом их одолевает чувство вины, и они начинают свирепствовать гораздо больше остальных. Потому что им нужно убедить себя, что мы – всего лишь сброд.
