– Откуда ты взяла эту газету? – спрашивает Пруденс у Теодоры, которая теперь держит газету в пластиковом конверте.
– Позаимствовала у одного из ваших соседей снизу. Но я верну ее, когда прочитаю. Они даже не узнают, не беспокойтесь.
Тео кладет газету на кухонную тумбочку.
– Но…
– Милый песик, – перебивает Теодора и наклоняется, чтобы погладить Эммета. На ней тяжелый рюкзак, как и на другой девушке, которая все больше молчит. Она старше Теодоры – возможно, студентка. На ней черные легинсы, большие черные ботинки и красный шерстяной свитер. Каштановые волосы заплетены в косы и сколоты в неаккуратный узел. У нее бледное лицо и затуманенные зеленые глаза. Пруденс гадает, не сидит ли она на наркотиках.
Теодора проходит через кухню в темную гостиную, где отодвигает штору и смотрит на улицу.
– Все чисто, – с видимым облегчением говорит Тео. – Ни копов, ни того парня из магазина.
– Вы… вас ищет полиция? – спрашивает Пруденс, с беспокойством наблюдающая из кухни. Ужасно уже то, что два чужих человека оказались в ее цирке, но мысль о неприятностях с законом давит на нее еще сильнее. У Пруденс отекли ноги; тело ноет, а голова кружится. Больше всего Пруденс хочет попросить Теодору дать ей таблетки, сразу же положить одну на язык и проглотить, но не к лицу проявлять слабость. В конце концов, она не наркоманка.
– Эй, Огненная Дева, – окликает Тео, по-прежнему глядя в окно. – Вчера, когда я пришла посмотреть на тебя, я принесла ранец. Старый армейский подсумок, заколотый булавкой.
– Да, ты оставила его на капоте, – говорит Некко. – Он у меня.
Теодора с потрясенным видом поворачивается к ней, как будто не верит своим ушам.
– Сейчас? Он с тобой?
– Он не здесь, но в надежном месте.
– А деньги?
– Все деньги там. И твои книги… и все остальное. Я ничего не трогала.
Теодора устремляется вперед и обнимает Некко, которая выглядит недоумевающей, даже испуганной. Она позволяет себя обнять, но чувствует себя неудобно, как будто ее обнимает осьминог.
– Спасибо, спасибо, спасибо! Ты не представляешь, в каком дерьме я оказалась из-за того, что потеряла деньги. Есть один парень, Джереми, и эти деньги принадлежат ему. Он открыл охоту и готов выпотрошить меня, если я не верну их как можно скорее.
– Ты можешь получить их обратно, – говорит Некко.
– Просто не могу поверить, – Теодора с улыбкой отстраняется от нее. Как только она это делает, Некко отступает к стене.
– Давай немного проясним дело, – говорит Теодора и щелкает выключателем. Она обводит взглядом комнату и видит цирк. – Святые угодники! Что это такое?
Пруденс закусывает губу и страстно желает выключить свет и вытолкать обеих девушек на кухню. Пруденс никому не показывала свой цирк. Когда приходит Уэйн, она убирает все что может и накрывает скатертью все остальное. Пруденс говорила о цирке мистеру Марселю и описывала его, как могла. Но никто не видел этого. Она понимает, как это должно выглядеть для двух девушек: сдвинутые столы, накрытые тремя красно-белыми деревянными кольцами, люди-прищепки в ярких костюмах с блестками, животные в клетках, изготовленных из подручного хлама, который держится на клее и проволоке; длинный провод, пересекающий три арены. Жалкое хобби одинокой толстухи. Они решат, что она не в своем уме. Тронулась. Ей до сих пор трудно перевести дух после подъема по лестнице.
Взгляд Теодоры переходит с центральной арены на плакат цирковой толстухи с наклеенным лицом Пруденс, висящий на стене. Пруденс хочет что-то сказать, попытаться объяснить, но как это сделать? С чего начать?
«Это все, что у меня есть, – могла бы сказать она. Или: – Я не обязана вам ничего рассказывать».
Теодора делает шаг вперед, тянется к одной из гимнасток на трапеции и осторожно прикасается к ней, отчего та начинает раскачиваться.
– Это самая поразительная вещь, какую мне приходилось видеть, – говорит она. – Вы сами все это сделали?
Пруденс кивает. Она кивает так сильно и быстро, что не может остановиться, словно китайский болванчик.
– Просто невероятно, правда? – говорит Теодора, глядя на Некко, которая выступает вперед. Тео нежно прикасается к медведю на велосипеде и ко львам в клетке.
– Да, – безучастно откликается Некко. Она нервно поглядывает в сторону окна и прикасается к животу. Пруденс вспоминает, не видела ли она эту девушку где-то еще. Она уверена, что это не школьница. Она знает всех детей и помнит их по именам и лицам.
– Кстати, меня зовут Тео, – говорит Теодора. – У тебя есть имя, кроме Огненной Девы?
Девушка кивает.
– Некко, – отвечает она.
– Некко?
– Как печенье, – объясняет Некко.
– Какое печенье?
– Вафли, – поправляет Пруденс. – Я люблю их. Когда я была девочкой, то ходила в магазин вместе с папой, и он разрешал мне выбрать что-то одно. Иногда я выбирала их. Шоколадный батончик можно сжевать за минуту, а эти вафли можно очень долго катать во рту.
Некко улыбается.
– Мне они тоже нравились. В детстве это было мое любимое лакомство.
Теодора смотрит, как качается гимнастка на трапеции.
– Не могу поверить, что все это сделали вы, миссис Смолл. Это потрясающе… и так хитроумно. А у артистов есть имена?
Пруденс тянется к крошечной фигурке во фраке и цилиндре.
– Это Уэйн, шпрехшталмейстер. А вот это силач, мистер Марсель. – Пруденс улыбается, когда гладит своего силача, миниатюрного мистера Марселя. – Вот мисс Вероника Ларс, которая подвешивает себя за волосы. Летающие Космонавты. Сергей, укротитель львов.
Теодора смотрит во все глаза. Она прикасается к маленьким артистам, катает клетку со львами и клоунский автомобиль, помогает канатоходцам скользить над центральной ареной. Она охает, ахает и не перестает улыбаться.
Цирк – это настоящее волшебство.
Но Некко все еще держится в тени и наблюдает за Пруденс и Теодорой, а не за цирковым представлением. У Некко вид пойманного животного, настоящего льва в клетке. Она поглядывает на окно, как будто обдумывает возможность выпрыгнуть оттуда, хотя они находятся на третьем этаже.
Пруденс берет своего бронзового слоника и сжимает его в руке – свой талисман, придающий мужество. Потом Пруденс задает вопрос, который не дает ей покоя с тех пор, как она увидела Теодору на улице.
– Они у тебя? Мои витамины?
Некко озадаченно смотрит на Тео.
– Мои витамины?
Тео качает головой:
– Это другие витамины. Они у меня.
Она снимает рюкзак, открывает его и начинает рыться внутри. Кажется, что это продолжается целую вечность. Наконец она протягивает руку; на ладони лежат четыре красные таблетки.
