Всеобщим уважением пользуются зеки, которые добровольно решили «страдануть» за других. Заключенные занимаются тем, что «шатают режим», то есть противодействуют администрации. В ответ администрация производит репрессии, в тюрьме, собственно, один вид наказания – помещение в ШИЗО («на крытую»), то есть тюрьму внутри тюрьмы, где условия заключения максимально жесткие. Вот, например, зеки пробили «кабуру» (дыру) в соседнюю «хату», через которую проходят «груза», то есть материальные ценности и «малявы» (письма). Понятно, что в строительстве этой коммуникационной линии принимали участие все 20 человек с одной стороны стены и 15 – с другой. Но наказать всех невозможно, потому что они в ШИЗО не поместятся. Поэтому с утра «дубак» (вертухай) объявляет: сегодня после обеда двое с вашей хаты идут «на крытую» на пять суток.
Всем все ясно. Идут «на крытую» только добровольцы. Иногда смешно было наблюдать, как несколько кандидатов борются за право «страдануть». Где вы видели на воле людей, стремящихся «страдануть» за других? А в тюрьме такие находятся всегда, ибо пребывание «на крытой» повышает социальный статус заключенного, прибавляет ему уважения. Особенно в этом заинтересованы те, кому светят длительные срока, те, для кого тюрьма – «дом» на 10 и более лет.
* * *
Кстати, об уважении. Только побывав в тюрьме, я в полной мере понял смысл, например, стахановского движения. Убогие либерасты свято уверены, что при Сталине кровавая гебня заставляла рабов вкалывать на голом энтузиазме под дулом пистолета, особо отличившимся давали талоны на колбасу и почетную грамоту, а отстающих отправляли в ГУЛАГ на перевоспитание. Люди более компетентные знают, что в СССР господствовала не уравнительно-повременной, как при капитализме, а сдельный принцип оплаты труда, то есть материальный стимул выточить 25 деталей там, где другие успевают изготовить лишь 10, был очень велик. Но достичь такого результата путем увеличения оборотов шпинделя и уменьшения брака невозможно, такой качественный скачок возможен только при усовершенствовании технологического цикла. Собственно, стахановское движение – это было движение рационализаторов и изобретателей (кто не верит – посмотрите кинохронику 30-х годов, в Инете ее можно найти).
Однако то, что многие шахтеры-стахановцы получали зарплату больше, чем министр угольной промышленности, давало им не так уж и много: они не могли купить на эти деньги лимузин, виллу в Испании и квартиру на Рублевке. А если бы даже и могли, то не многие бы решились на это в обществе, где показная роскошь считалась недостойным свинством. Помните, что в достойном обществе человек, ведущий себя недостойно, становится изгоем. То есть деньги сами по себе не могли служить сильным стимулом. Гораздо более важным приобретением в обществе, отрицающим капитал финансовый, становится «социальный капитал», то есть уважение и любовь окружающих. Стахановцы это уважение имели в полной мере.
Если рабочий (или инженер) Вася разработал и внедрил метод револьверной обработки втулок, повысив тем самым производительность втрое, то выигрывает от этого не только Вася, но и весь цех, потому что Васиным изобретением пользуются все. Все перевыполняют план и все получают большую зарплату. Разумеется, все благодарны Васе. Поскольку в каждом цехе находится свой Вася, то перевыполняет план весь завод, а это уже очень серьезно. Отличившихся показывают в кинохронике, дедушка Калинин вручает им ордена в Кремле, предприятие получает финансирование, расширяется, для многих появляется возможность быстрого карьерного роста. И все это благодаря простому работяге Васе, которого теперь весь город знает в лицо, и пусть ему всего 20 лет, но даже седые мастера обращаются к нему по имени-отчеству, все девчонки хотят с ним танцевать в горсаду, а пацаны гордятся, если поздоровались с ним за руку. Ибо Вася – уважаемый человек.
Так вот, в тюрьме деньги перестают быть социальным барометром, да пусть ты хоть олигархом был на воле, здесь твой капитал – уважение окружающих, а его еще надо заработать. Способ только один – вести себя, как достойный человек («по-людски»), жить «на сознанке». Жить «на сознанке» – то есть проявлять сознательность, быть постоянно вовлеченным в хозяйственную (обустраивать быт), политическую (шатать режим) и культурную (скрашивать досуг) жизнь социума.
Мы привыкли, что на воле черную работу совершают только по принуждению. Принуждение – универсальный инструмент для управления обществом на воле. Вас принуждают служить в армии, учиться в вузе, соблюдать правила дорожного движения. На опостылевшей работе зоркий надзиратель-супервайзер следит, чтоб вы не сачковали, да и вообще принуждает работать вас только необходимость кормить себя, содержать семью. Интересы общества – для вас это полнейшая абстракция. Казалось бы, в тюрьме тем более все должно держаться на насилии и принуждении. Но нет, в экстремальных условиях такие методы абсолютно нерациональны.
Сами посудите: например, на принуждение кого-то подмести пол ты потратишь больше усилий, нежели на саму уборку. А если еще принять во внимание, что принуждаемый массу сил потратит на сопротивление принуждению, то получается совершенно напрасный расход энергии. Я уж молчу о том, что общество, построенное на насилии и принуждении, утрачивает самое главное – консолидацию, ощущение себя единым организмом. А как ты будешь шатать режим, если каждый сам за себя? Да, в интересах администрации – дезорганизовать зековское общество. Но сами-то заключенные себе не враги, они четко осознают, что только консолидация позволит им создать условия для достойного существования в неволе.
Поэтому по тюремным понятиям даже самую грязную работу для себя делать «не в падлу» («в падлу» соглашаться на хозработы под руководством администрации – это удел «опущенных»). Более того, живущие «на сознанке» считают своим долгом, встав утром, лично взять в руки веник, тряпку и начать уборку. Вспоминаю своего сокамерника Серегу, отсидевшего 18 лет, который поутру, оглядев и без того чистый пол, принимался его подметать, при этом как бы себе под нос, но чрезвычайно громко рассуждал о том, что никогда не видел такой позорной «хаты», видимо в ней живут «черти» («черт» – зек, не соблюдающий правила личной и общественной гигиены, презираемый человек). Тут же, хотя никто никому ничего не навязывал, два-три добровольца берут ведра, тряпки и начинают драить пол, стены, подоконники, кому не досталось тряпки и веника, хватает туалетную бумагу и начинает шлифовать ею посуду. Потому что если ты не живешь «на сознанке», «едешь пассажиром», то есть не участвуешь в жизни «хаты», тебя никто не уважает, ты – изгой.
* * *
Подобных примеров можно приводить еще очень много, но, надеюсь, суть понятна: в экстремальных условиях в обществе сами собой проявляются совершенно немыслимые в обыденной жизни способности к самоорганизации, разумному сосуществованию, консолидации для достижения общих целей (ха-ха, у вас, граждане, вообще есть сегодня общая цель?), просыпается сознательность, способность к самопожертвованию и т. д. При этом следует учитывать, что в тюрьму обычно попадает, ну, скажем так, не самая передовая часть общества. Там количественно доминируют те, кто принято считать отбросами – убийцы, наркоманы и наркобарыги, алкаши, мелкие воришки. Понимаю, для вас удивительно, как вор, попав в тюрьму, может резко изменить свои приоритеты («крысятничество» в тюрьме – смертный грех). Но на самом деле в этом нет ничего удивительного, ибо под воздействием внешней среды жизненные установки человека меняются радикально и мгновенно.
