– На стольник, – кивнул Лит.
Они пожали руки.
Впоследствии Мая будет вспоминать странные подробности этого вечера. Как Кевин нечаянно расплескал бокал на футболку и что получившееся пятно напоминало бабочку. Но этого никто не захочет слышать. Единственное, что им надо будет знать, – сколько она выпила в тот вечер. Была ли пьяна. Держала ли его за руку. Подавала ли надежду. Пошла ли на верхний этаж по доброй воле.
– Заблудилась? – улыбнулся Кевин, увидев ее на лестнице.
Мая трижды обошла нижний этаж в поисках ванной. Забыв про Ану, она рассмеялась и развела руками.
– Ну и дом у тебя. Ни дать ни взять Хогвартс! Представляю, сколько денег у твоих родителей.
– Хочешь посмотреть верхний этаж? – спросил он.
Всю свою жизнь Мая будет жалеть о том, что согласилась.
Катина машина нехотя завелась с восьмой или девятой попытки.
– Можешь остаться в питомнике у Адри.
– Отвези меня домой, ладно? – сонным голосом попросил Беньи.
Она погладила его по щеке.
– Нетушки, мой дорогой, для этого мы с Адри тебя слишком любим. Если мама еще раз почует, что от тебя пахнет травой и перегаром, то больше нам тебя не видать.
Беньи крякнул, сбросил куртку и привалился к стеклу, подложив ее вместо подушки. Катя пощекотала его под рукавом футболки по татуировке с медведем и сказала:
– А басист симпатичный. Но я подумала, ты, как обычно, скажешь, что это не твой типаж.
Беньи ответил, не открывая глаз:
– Он не любит хоккей.
Катя засмеялась, но, когда Беньи уснул, смахнула слезы. Все его детство, в песочнице и на качелях, она видела, как на него смотрят девочки. Они хотели его приручить, но чувствовали, что это невозможно. Вот только не понимали, в чем загвоздка.
Чем старше становился Беньи, тем больше Катя желала для него другой жизни. В другом месте, в другое время он, возможно, был бы совсем другим мальчиком. Более мягким и защищенным. Но только не в Бьорнстаде. Слишком много ему приходилось носить в себе. Но зато у него был хоккей. Команда, парни, Кевин. Хоккей – это его жизнь, поэтому ему приходилось быть таким, каким они хотят его видеть. Вот что ужасно.
Скрывать тайну от тех, кого любишь.
Об этом говорят все. Школьная медсестра, бедолага-учитель на уроках полового воспитания, встревоженные родители, нравоучительные сериалы, весь интернет. Все без исключения. Ты прекрасно знаешь, как все должно произойти. И все-таки никто не говорил тебе, что это произойдет именно так.
Мая лежала на спине в кровати Кевина и впервые курила марихуану. Это оказалось совсем не так, как ей представлялось: тепло будто обретало вкус, дым попадал сразу в голову, минуя горло. На стенах в комнате Кевина висели постеры с хоккеистами, полки были уставлены кубками, а в углу стоял старый проигрыватель. Это Мае особенно запомнилось, потому что не вязалось со всем остальным.
– Это старый, отцовский, мне нравится его звук, немного как бы… потрескивает, когда ставишь пластинку, – сказал Кевин, словно оправдываясь.
Он поставил пластинку – какую, Мая не помнила, запомнилось только потрескивание. Даже через десять лет, услышав этот легкий треск из проигрывателя, стоящего в углу бара или магазина одежды на другом конце земли, она тотчас вспомнит это мгновение. Мая засмеялась, почувствовав на себе тяжесть его тела, она хорошо помнила, как они целовались. «Кто кого целовал?» и «Ты не сопротивлялась?» – вот два вопроса, которые она услышит в своей жизни чаще, чем какие-либо другие. Да, он первый начал ее целовать. И да, она не сопротивлялась. Но когда он стал раздевать ее, она пыталась остановить его. Он решил, что это игра, и тогда она схватила его руку и попыталась удержать.
– Я не хочу, только не сегодня, я еще не… – шептала она.
– Хочешь, хочешь, – настаивал он.
Мая разозлилась:
– Ты что, оглох? Я сказала, нет!
Он сжимал ее запястья, сначала едва заметно, потом мертвой хваткой, до боли.
Сразу за щитом «Добро пожаловать в Бьорнстад» Катя свернула на маленькую дорожку, ведущую через лес, и поехала в сторону питомника. Дорога не освещалась, поэтому, когда Беньи внезапно проснулся и посмотрел в окно, он поначалу не понял, что промелькнуло перед глазами.
– Притормози, – пробормотал он.
– Что? – переспросила Катя.
– ПРИТОРМОЗИ! – крикнул Беньи.
Катя в недоумении остановилась, а брат уже открыл дверь и выскочил в темноту.
Об этом говорят всюду. Ты знаешь все до мельчайших подробностей: тебя подкараулят во время пробежки, изобьют и затащат в подворотню где-нибудь на курорте, заведут в полный мужиков бар в закоулках большого города и запрут. Тебя об этом предупреждали всю жизнь, сколько раз можно повторять, это знают все девочки: «Такое может произойти с кем угодно!»
Вот только никто не сказал, что это может сделать кто-то знакомый. Человек, которому ты доверяешь. С которым еще недавно смеялась. У себя в комнате с постерами на стенах, а этажом ниже будут веселиться девчонки и парни из твоей школы. Кевин поцеловал ее в шею, отодвинул ее руку – она помнит, как он трогал ее тело, словно это честно заработанный им трофей, словно ее голова и тело – отдельные вещи, друг с другом никак не связанные. Об этом ее не спросит никто. Интересовать будет лишь одно: достаточно ли она сопротивлялась. Ясно ли дала понять, что не хочет.
– Хорош ломаться, тоже мне целка. Тебя что, насильно сюда тащили? – засмеялся он.
Мая попыталась высвободить руку, но Кевин был гораздо сильнее ее. Она попыталась вырваться и встать с кровати, но он наступил коленом ей на живот.
– Прекрати, Кевин, я не хо…
Его дыхание билось в барабанные перепонки.
– Я осторожно, обещаю. Мне показалось, я тебе нравлюсь.
– Нравишься, но я… я никогда не… пожалуйста, прекрати!
Мая отчаянно рванула его руку, так что на коже остались две глубокие царапины от ногтей. Она увидела кровь, медленно, но верно выступавшую на его коже, хотя Кевин, казалось, этого не замечал. Он удерживал ее силой своего веса, ему не приходилось прилагать особых усилий. Внезапно он проговорил уже совсем другим голосом:
– Давай, я сказал! Хорош ломаться! Я ведь могу пойти вниз и взять там любую телку вместо тебя!
Из последних сил Мая высвободила руку и дала ему крепкую пощечину.
– Вот и возьми! Вперед! ОТПУСТИ МЕНЯ!
Но Кевин не отпустил. Глаза у него почернели. Парень, с которым она шутила и смеялась весь вечер, как будто исчез. Когда она попыталась отодвинуть его руку, он мертвой хваткой сжал ладонь у нее на горле, а когда начала кричать, зажал ей рот. Задыхаясь, она несколько раз теряла сознание, но среди всего этого кошмара ей запомнились странные подробности, о которых ее никто не спросит: пуговица, оторвавшаяся от блузки, когда он срывал ее с тела, отскочив от пола, приземлилась где-то в комнате. «Как я теперь ее найду?» – подумала Мая.
