— Конечно, нет. Я уйду только после того, как поговорю
с Архиповым. Иначе будет просто некрасиво, что я вас бросил. А порядочные люди
так не поступают.
— Вы хотите пойти прямо сейчас? — уточнил Сыркин.
— Я думаю, через несколько минут. Нужно дать
возможность Левитину высказать все, что он обо мне думает. И дать возможность
Сергею Алексеевичу самому принять решение. А уже потом войдем в кабинет, когда
он окончательно определится.
— Вы мне начинаете нравиться, — засмеялся Михаил
Михайлович, — идемте ко мне в кабинет. Мы сможем пересидеть там несколько
минут, пока Левитин будет извергать свое негодование. Признаюсь, его многие не
любят в нашем институте. Он слишком правильный, слишком желчный, короче —
слишком неприятный тип.
Они вышли из здания. Рядом с Левитиным стоял один из
сотрудников. Тот самый, который сопровождал его и раньше. Для следователя у
него были слишком невыразительные глаза и грубые черты лица.
— Я вас провожу, — уверенно сказал он. Михаил
Михайлович тяжело вздохнул, растерянно оборачиваясь к Дронго.
— Конечно, — вдруг быстро нашелся Дронго, —
только мне нужно отметить мой пропуск у Архипова. Он мне подписывал разрешение.
Вот сейчас отмечу пропуск и вернусь обратно.
Сотрудник ФСБ кивнул, Дронго свернул к основному зданию.
Михаил Михайлович поспешил следом.
— Быстро вы сориентировались, — восхищенно заметил
Сыркин.
— Боюсь, что нам нужно идти сразу к Архипову, —
отозвался Дронго. — Судя по всему, мое появление здесь очень обидело
Левитина.
— Да, — согласился Михаил Михайлович, — он,
по-моему, очень разозлился. Что у вас с ним раньше было?
— Ничего. Если не считать того факта, что я сумел
раскрыть преступление раньше целой группы сотрудников, одним из которых был сам
Левитин. Вот с тех пор он меня и недолюбливает.
Они вошли в основное здание, снова поднялись на четвертый
этаж и прошли к приемной.
— Он вас ждет, — сразу сказала секретарь, едва они
появились в приемной.
Сыркин шумно вздохнул и твердо зашагал к двери. Дронго
последовал за ним. В кабинете сидел явно расстроенный Архипов. За столом
восседал раскрасневшийся Левитин и еще один незнакомый Дронго мужчина лет
сорока. Когда они вошли, тот с любопытством уставился на Дронго, но не произнес
ни слова.
— Вы еще не покинули территорию института? —
разозлился Левитин. — Я же вам объяснил, что это режимное предприятие.
— Послушайте, полковник, — строго сказал Дронго,
усаживаясь за столом напротив, — я нахожусь здесь по просьбе моих
знакомых. И на вполне законных основаниях. В институтские тайны я вмешиваться
не собираюсь. Насколько я помню, совсем недавно мне доверяли в вашем ведомстве
куда большие тайны. Неужели вы хотите, чтобы я позвонил прямо отсюда вашему
руководству?
— Вы мне еще угрожаете? — вспыхнул Левитин.
— Он прав, — мягко, но твердо сказал
Архипов, — это я попросил его приехать. Мне казалось, что нам необходим
свежий взгляд. Я думаю, что ничего страшного не произошло.
— У вас опять появились эти журналы, — напомнил
Левитин, — а вы говорите, что ничего страшного не случилось.
— Именно поэтому я и попросил приехать нашего гостя. Вы
ведь уверены в виновности нашего охранника.
— Бывшего охранника, — напомнил Левитин. — Я
думаю, следователь подтвердил, что обвинение почти сформулировано, и мы скоро
передадим дело в суд.
Незнакомец, оказавшийся следователем прокуратуры, молчал. Он
смотрел на Дронго. Было видно, что тот ему интересен. Но пока он хранил
молчание.
— Вот видите, — сказал Архипов, — вы все —
таки упорно верите в виновность нашего охранника. А я не могу поверить, что
этот молодой человек способен на такое страшное преступление.
— Значит, это сделал кто-то из ваших
сотрудников? — задел больное место директора Левитин.
— Не знаю, — растерялся Архипов, — я не знаю.
У Левитина была маленькая голова, явно не пропорциональная
его развитому торсу. Прилизанные волосы почему-то вызывали чувство гадливости.
Следователь, несмотря на сравнительно молодой возраст, ему было не больше
тридцати пяти, уже начал лысеть, зачесывая остатки шевелюры назад, при этом его
седые виски особенно бросались в глаза. Обычно они с Левитиным появлялись в
институте в штатском, но следователь был всегда одет в немного старомодный
двубортный черный костюм, а полковник — в модный серый, с тремя пуговицами.
— Ну вот видите, — торжествующе заметил
полковник, — вы сами ни в чем не убеждены, а пытаетесь доказать нам, что
арестованный Мовчан не виноват. Вы ведь не знаете всех обстоятельств дела. И
тем более не стоило вызывать эксперта. Времена добровольных сыщиков давно
прошли. Шерлок Холмс был хорош для девятнадцатого века. Сейчас конец
двадцатого, и частные детективы, даже очень гениальные, — ядовито добавил
он, — мало что могут.
— Тогда вам тем более нечего опасаться, — вставил
Дронго. — Или вы боитесь, полковник, что я снова вас обойду?
Левитин нахмурился, но не стал возражать.
Следователь неожиданно решил вмешаться.
— Нет, — сказал он, — лично я не боюсь.
Полковник обернулся, собираясь что-то возразить, но почему-то передумал.
Архипов облегченно вздохнул:
— Значит, возражений нет, — сказал он, — и
наш гость может остаться.
— Но он не сможет ходить по территории
института, — напомнил Левитин, — это запрещено.
— Я был только в том здании, куда разрешается входить
даже дежурным охранникам, — парировал Дронго. — Надеюсь, вы это
знаете?
— Я все знаю, — отрезал Левитин. — И вообще я
больше не намерен говорить на эту тему.
— Вы считаете, что убийцей был арестованный вами
Мовчан? — спросил Дронго.
— Вы хотите меня допросить? — нервно уточнил
полковник. — Я же вам объяснил, что мы никогда и ни при каких
обстоятельствах не рассказываем посторонним лицам о ходе следствия. Неужели вы
этого не знаете?
— Я не прошу вас рассказывать мне подробности вашего
следствия, — возразил Дронго, — просто я полагаю, что могу оказаться
полезным.
— Мы убеждены в виновности Мовчана, — сказал
следователь, видя, что Левитин не намерен отвечать на вопросы. — Моя
фамилия Климов. Михаил Климов. Советник юстиции. Я много слышал о вас и о ваших
аналитических способностях. Но это совсем другой случай. Мы нашли отпечатки
пальцев на ручке двери, на его платке, который валялся рядом, на платье убитой.
Это отпечатки арестованного. Улик более чем достаточно. А с журналами просто
кто-то решил позабавиться.
— Но если он маньяк, то почему он бросил все и сбежал.
Это ведь глупо? — настаивал Дронго. — Такой глупый побег. Он ведь
имел судимость, знал, что значит оставлять подобные улики. Отпечатки пальцев
повсюду. Почему он оставил свой платок? И даже не выключил свет, выбежав из
комнаты. Вам не кажется, что логичнее согласиться с его версией, что он сбежал,
попросту испугавшись?
