Нет, Яннем не трус. Он не боится никого. И покажет это всем, спокойно войдя в логово злейшего врага. Разумеется, заранее как следует к этому подготовившись.
– Знаешь, что меня радует? – сказал Брайс. – Что тебе по крайней мере все еще нужен предлог для того, чтобы казнить человека. Пусть надуманный, пусть даже это клевета. Но в тот день, когда ты начнешь казнить людей безо всякого предлога вообще, я…
– Ты – что, Брайс?
Бывали мгновения – нечастые и не сказать что приятные, – когда открытая перед Яннемом книга захлопывалась. Да с такой силой, что чуть не обрубала ему пальцы.
– Ничего.
Снаружи снова раздались голоса. Брайс дернул шнур, приказывая остановить портшез, отбросил внутренний засов. Яннем смотрел, как он выбирается наружу, неуклюжий в своих стальных доспехах, которые так не шли к этому золоченому, затканному шелками «гробу». Точное сравнение, в самом деле. Яннем, не хоронишь ли ты себя заживо – и не только в этом портшезе и в королевском замке, но и в собственных страхах и подозрениях? Если постоянно думать о том, что тебе угрожает, и бороться с угрозами, вымышленными или реальными, то когда править и жить?
Лорд Айвор Глендори подъехал к портшезу дочери и что-то с волнением ей говорил. Брайс приблизился к ним, открыл дверцу, заглянул внутрь, коротко переговорил с женой и ее фрейлиной. Яннем наблюдал за ними со смешанным ощущением: стоя вот там, все вместе, они вдруг показались ему семьей. А сам он – злодеем, убийцей, решившим разрушить эту благостную идиллию… просто потому, что может это сделать.
«Я создал, я и уничтожу».
Брайс вернулся и сказал:
– Сир, моя супруга очень испугалась из-за нападения. Ей дурно, она еще не до конца оправилась после родов. Она просит у вас позволения вернуться в столицу. Наш сын, разумеется, продолжит путь с няней и кормилицей.
Яннем нахмурился. Уступать не хотелось – уж слишком крутился там лорд Айвор, наверняка это его идея. Может ли причинить Катриона Глендори косвенный вред королю, если вернется в Эрдамар? Или оставшейся там королеве? Яннем быстро, но тщательно обдумал эту мысль и отмел ее. Нет. Леди Катриона – серая мышь, безвольная и безмозглая. Ею легко манипулировать, но сама по себе она никакой угрозы не представляет. Даже к лучшему, если она не будет присутствовать при аресте отца, когда они достигнут Корстли – начнет же наверняка реветь, чем непременно взбесит Брайса, который и так не в восторге от всей этой затеи. А Яннему, как ни крути, требовалось, чтобы брат оставался на его стороне. Все, что они делали, удавалось им, только когда они действовали заодно.
– Хорошо. Пусть возвращается, – милостиво позволил он, и Брайс коротко поклонился, без особой, впрочем, признательности.
Яннем проводил его взглядом, снова запер дверь, откинулся на подушки и дернул шнур, веля продолжать путь.
Глава 5
Чистый, прозрачный голос юного певца звенел под сводом часовни. Песня без слов, простое перекатывание немыслимо высоких нот на языке: звуки падали, как жемчужины в чашу с кристально чистой водой. Нельзя было понять, мальчик поет или девочка. Да это и не имело значения: то пело не человеческое дитя, а сами Светлые боги его устами, ниспосылая благословение на другое дитя, лежавшее на руках названого отца, преклонившего колени перед жрецом. Все они провожали новорожденного младенца в истинную жизнь, которая начнется сегодня.
Священником был Лорд-пресвитер, младенцем – сын Брайса, его названым отцом – лорд Айвор Глендори. И больше ста человек наблюдали за этим – все, кого смогла вместить маленькая часовня замка Корстли, где испокон веков освящали отпрысков клана Глендори, когда они приходили в мир, и отпевали их, когда земной путь подходил к концу.
У Брайса потели ладони. Он видел седой затылок своего тестя, смиренно склонившегося у ног Лорда-пресвитера, внимающего благословенным словам обряда с той же кротостью, что и все остальные люди, сгрудившиеся в часовне. Стояла страшная духота, младенец всю церемонию проплакал. Лорд Айвор предложил дать ему немного вина, чтобы успокоить, но Брайс посмотрел на тестя так, что тот чуть не подавился собственным языком.
Хоть бы и в самом деле подавился, честное слово. Так и так ему недолго осталось. Яннем слов на ветер не бросает. И Брайс не мог отогнать мысль, что лорду Айвору о его намерениях известно. И что-то подсказывало Брайсу, что лорд Глендори не станет покорно сидеть и ждать, пока за ним придут, как за бараном, чтоб повести на убой.
Полупомешанный от подозрительности брат с одной стороны. Вероломный, коварный и лживый тесть с другой. И новорожденный, беспомощный сын между ними, как между молотом и наковальней… Брайс не мог вспомнить, когда в последний раз ощущал такую уязвимость. И такую злость.
Безмолвная песнь Светлых богов постепенно пошла на спад и затихла. Последняя высокая нота прозвенела под сводом и растаяла. Это был знак для Брайса. Он выступил вперед, вынужденный толкнуть в плечо стоящего перед ним Лорда-мага. Шагнул к алтарю, спиной чувствуя взгляд своего брата, и принял с рук на руки своего сына из рук лорда Глендори. Наступал один из важнейших моментов церемонии. Сейчас он, кровный отец ребенка, должен во всеуслышание объявить имя своего первенца.
Лорд-пресвитер забормотал многословную молитву, сопровождавшую эту часть церемонии. Брайс положил младенца на локоть и вдруг подумал, что это ведь первый раз, когда он держит своего сына на руках. В столице, рядом с Катрионой, он так этого и не сделал. И вот теперь в первый раз…
В первый и в последний.
Что это за идиотская мысль? Откуда она взялась? Что у него теперь, предчувствия полезли, как у деревенской бабы? Что за…
– …нарекаю его именем, благословленным Светлыми богами, и имя это…
Жрец остановился, взяв паузу, которую обязан был заполнить Брайс. Что ж. Он давно принял это решение. Отступать некуда, и ему плевать, что на это скажет лорд Глендори.
Или Яннем.
– Алвур, – сказал Брайс. – Нарекаю его Алвур.
Духота в зале как будто еще сильнее загустела от пронесшегося по ней глухого ропота.
– Что?
– Не послышалось?..
– Эльфийское имя?!
Недоумение, негодование, недоверие. Гнев. Да, мои лорды, подумал Брайс, эльфийское имя. Его мать когда-то написала это имя рунами и объяснила знаками, как оно произносится. Одно из древнейших эльфийских имен. Так звали ее брата, единственного, кто протестовал, когда Светлый лес принял решение проклясть и изгнать эльфийку Илиамэль, отрезав ей язык и кончики ушей. Но она могла говорить без языка со своим сыном Брайсом. Теперь он произнесет вслух имя, которое она могла только написать.
Лорд-пресвитер смотрел на Брайса с немым упреком. Яннем наверняка тоже – и всыплет ему еще нагоняй, когда они останутся наедине. И за то, что выкинул такое, и за то, что не предупредил. А Брайс ответит: «Знаешь, Яннем, мне осточертело обо всем тебя предупреждать и за все оправдываться. За каждый мой проклятый шаг. Словно я – не я, а только твоя бессловесная тень. Словно ты мне тоже отрезал язык и кончики ушей. И я перестал быть собой».
