— Тихо ты! Порубаю ведь, ёшкин дрын!
— Да блюдо сильно тяжелое, — заныл Алексей. — Дай, хоть перехвачу, а то ведь уроню — скажу, ты виноват.
— Ну, перехватывай… чего уж там.
Молодой человек отклонился в сторону, приподнял блюдо, затем, резко развернувшись, ткнул осетровой мордой в физиономию стрельца. Тот охнул, отшатнулся и уронил бердыш, рефлекторно ловя брошенное в него блюдо. Алексей метнулся к крыльцу, расталкивая плотно стоящих людей, перепрыгивая через короба и сундуки. В спину ударил знакомый вопль: «Лови татя!» Кто-то особо шустрый рванул за рукав, не удержал, выругался, стройные ряды носильщиков смешались, на затоптанный снег посыпались жаренные перепелки, связки вяленой рыбы, пироги. Один из стрельцов, размахивая бердышом, кинулся к крыльцу, то ли чтобы задержать лиходея, то ли чтобы защитить господ послов. Алексей выхватил у подвернувшегося парня блюдо холодца, в два прыжка достиг крыльца и метнул посудину в стража порядка. Тот выронил бердыш, замахал руками, пытаясь удержаться на ногах, и рухнул на снег. Алексей перепрыгнул через заляпанного студнем стрельца, рванул вверх по ступенькам, поскользнулся то ли на луже холодца, то ли на ледышке и упал, больно ударившись о ступеньки подбородком и коленями. В сапог кто-то вцепился, рванул вниз, Алексей лягнул свободной ногой, судя по воплю, попал и на четвереньках кинулся в дверной проем. Боль и вкус крови из прокушенной губы пробудили зверя, начала горбиться спина, и удлинились клыки. «Ничего, — мелькнула мысль, — пока это к лучшему. Потом прогоню зверя».
Наверху его встретили двое вооруженных саблями поляков. Неудержимо захотелось в прыжке вцепиться врагу в горло, Алексей сглотнул вязкую слюну и, уходя от удара, прижался к стене. Нападавший промахнулся, по инерции нырнул вперед и, споткнувшись о вовремя подставленную ногу, кубарем покатился по лестнице сбивая спешащих стрельцов.
Второй оказался, то ли осторожнее, то ли трусливее, отступил в сени и закрутился вокруг Алексея, выставив вперед саблю.
— У меня дело к господину Аркудию. Пусти! — прорычал молодой человек.
Поляк что-то прошипел в ответ, наискось рубанул саблей, не достал, увидел перед собой оскаленную морду с горящими бешеным огнем волчьими глазами, взвизгнул и метнулся в боковой коридор.
Из полутьмы обширных сеней выскочили еще два человека с саблями. Алексей, не поднимаясь с четверенек, прыгнул на ближайшего, сшиб с ног и перекинул через спину. Нападавший вылетел в открытую дверь, судя по крикам сбив еще кого-то. Второй ударил с плеча, Алексей метнулся в сторону, сабля свистнула совсем рядом, обдав щеку легким ветерком. Молниеносный прыжок, и удар кулаком заставил поляка отлететь в сторону и рухнуть на пол. Молодой человек мимолетно порадовался тому, что удается удерживать себя в состоянии частичной трансформации. Сложнее было сдерживать нечеловеческую силу, чтобы ненароком не убить кого-нибудь. Если это случится, то уйти отсюда живым точно не получится.
Перескочив через слабо шевелящееся тело, Алексей бросился к лестнице на второй этаж, а сзади уже слышался топот и хриплая ругань — стрельцы, не желавшие упускать добычу, все же ворвались в здание. Взбегая по крутой лестнице, молодой человек понял, что не знает, где в этих хоромах искать посланника Ватикана.
— Господин Аркудий, где вы! — крикнул он, выскакивая на второй этаж. В просторное помещение, напоминающее все те же сени, выходило три двери. Из дальней выскочил щуплый человечек, охнул и снова скрылся. А сзади, на лестнице снова гомонили и топали, судя по крикам, к стрельцам присоединились поляки, и положение становилось совсем безвыходным. Но Алексей не собирался сдаваться. Зверь внутри негодовал, желая рвать обидчиков в клочья и жадно глотать сладкое мясо. Последнее, конечно, было лишним, но звериная ярость придавала силы и пробуждала какое-то иррациональное, бесшабашное веселье, заставляла совершать нелогичные, абсурдные поступки. Например, надеяться, что после учиненного разгрома посланник Ватикана согласится с ним говорить.
Молодой человек кинулся к дальней двери — чутье подсказывало, что нужный человек там — и уже схватился за дверную ручку, как на спину обрушилось тяжелое тело, рука преследователя сжала горло в удушающем захвате, и хриплый голос прорычал уже порядком надоевшее: «Стой, тать!». Алексей, не обращая внимания на висящего на нем стрельца, всем телом ударил в дверь и ввалился в горницу.
В центре комнаты замер человек в черном. Шпага в его руке дрожала, он был бледен, но смотрел зло и решительно.
— Да отцепись ты! — рявкнул Алексей и двинул настырного стрельца локтем по ребрам.
Тот охнул, отшатнулся и тут же, получив кулаком в челюсть, вылетел в открытую дверь. Преследователи, споткнувшись об упавшего, замешкались.
— Господин Аркудий, не велите казнить! Дело касается Либерии…
Молодой человек, хрипло дыша, рухнул на колени и склонил голову, не столько в знак покорности и почтения, сколько, чтобы скрыть последствия частичной трансформации, прийти в себя и усмирить зверя.
Упоминание о таинственной библиотеке оказало магическое действие. Человек в черном вздрогнул и опустил шпагу, его взгляд переместился на толпу вооруженных людей, наконец ворвавшихся в горницу.
— А ну вон отсюда! — сказано это было тихо, но таким тоном, что преследователи попятились. — Убирайтесь, я сказал! Сам разберусь.
Стрельцы и вооруженные поляки, поклонившись, удалились из горницы и аккуратно прикрыли дверь, но не ушли, а столпились в коридоре. До Алексея доносились их приглушенный шепот, возня и бряцанье оружия. В горнице остался только испуганно жавшийся в угол щуплый человечек, видимо, слуга.
Петр Аркудий поморщился, потер виски и опустился на лавку, аккуратно положив шпагу рядом с собой.
— Встань. Говори. Кто таков?
Отрывистые, как обрубленные фразы, напоминали военные команды, но сам Аркудий не выглядел военным человеком. Скорее всего, он, просто, плохо говорил по-русски, поэтому старался не произносить длинных фраз. Алексей с интересом рассматривал посланника самого папы римского. Худощавый, довольно высокий для этого времени, с интеллигентным лицом, на котором выделялись глубоко посаженные черные глаза. Взгляд внимательный и сердитый. На столешнице подрагивают тонкие как у пианиста пальцы.
Господин Аркудий раздраженно фыркнул, видимо, негодуя на незваного гостя, замешкавшегося с ответом.
— Я не есть икона, чтобы на меня глазами смотреть! Зачем пришел? Что знаешь про Либерию? И встань, наконец.
— Ага, — кивнул Алексей, встал, лихорадочно соображая, чтобы такое сказать посланнику, чтобы тот сразу не выставил его вон. — Разрешите представиться, Алексей сын Артемьев. Прибыл к вам по поручению моего учителя и господина, французского графа Сен-Жермена.
— Сен-Жермен? Не слышал. Француз? Проверим… Как говоришь, зовут твоего господина?
Последний вопрос был задан по-французски. Алексей его понял — серьга работала исправно — но вот ответить на том же языке не мог. Амулет-переводчик еще не набрал достаточного словарного запаса.
