Целовальник вытаращил глаза, икнул и, схватив со стола крынку с молоком, громко забулькал.
— Что ты городишь?! Откуда волки-то?
— Нет, волк один был, а колдуна и вовсе не оказалось.
— Что-то не пойму я ничего. — Лапша вырвал из рук Митрохи крынку. — Хватит лакать! Давай толком рассказывай. Колдун, что, волком оборотился?
— Не знаю! — Целовальник вытер рукавом залитую молоком бороду и затараторил: — Следы-то к бане от села ведут, а уж потом — к лесу. Ну, я по следам-то пошел. Думаю, что это за волк у нас ночью бродил? Страшно стало, а ну как задрал кого, а мы не знаем.
— Да может и не волк это был, а собака? — с сомнением спросил староста, тоже отхлебнув из крынки — в горле внезапно пересохло, и стало жарко.
— А то я волчьи следы от собачьих не отличу! — отмахнулся Митроха. — Ты дальше-то слушай. Ну, дошел я, значит, по следам до села. Волк-то потоптался только у околицы, а пришел он с поля, где мы с тобой ночью немчина прикопали. Я туда, стало быть, и побежал, а самого аж жуть берет. Но, думаю, зверь-то, все одно, уже в лес ушел, может он того парня схарчил. Что свежатинкой-то не закусить? Дошел я, значит, до того места, а там ямина огроменная, и в ней пусто. Нету мертвяка-то. От той ямы волчий след и ведет.
— Так, может, волк покойника-то и сожрал? — с надеждой спросил Лапша.
— Ага, вместе с костями. Чай он не змей горыныч какой, волк-то? Что-нить да оставил бы. Но не в этом дело. Волчий след от ямы идет к селу, а к яме его нет. Навроде, выкопался из сугроба не человек, а волк, к селу побежал, потоптался маленько, но к жилью не пошел — видно Бог нас уберег — потом к бане направился, только и в нее не заходил, видать, уже пустой застал, а уж оттуда в лес утек. Во как! — Целовальник перевел дух — долгая речь его изрядно утомила, облизнул губы и спросил: — Че делать-то будем?
Староста вытер вспотевшие ладони о портки и покачал головой.
— Чудно все это Митроха!
Не то, чтобы Лапша совсем уж не верил в колдовство, оборотней и другую нечисть. Верил, конечно. Но встречаться со всем этим ему не доводилось. А тут непонятные и страшные чудеса до него добрались. Да если бы только чудеса! Ведь и монастырские служки доберутся! Отец настоятель спросит, почему колдуна не устерег и в тот же день не сжег? А люди-то видели, как он с чужим человеком говорил, после этого и колдун пропал. Как бы в сговоре не обвинили или, того хуже, в пособничестве колдуну. Вот вздернут на дыбу, рученьки вывернут, каленым железом припекут — небо-то в овчинку покажется. Тут уж рассказом про оборотня не отбрехаешься.
Лапша передернул плечами, холодный пот струйкой побежал между лопатками, а голове стало жарко, и в груди заломило. Но староста постарался успокоиться — страху воли давать нельзя — начинают мысли путаться, а голова нужна ясная.
— Стало быть, так, Митроха. — Староста хлопнул ладонями по коленям, встал и прошелся по горнице. — Что там с этим сербом — дело десятое. Пусть хоть оборотень, нас это не касается. А колдуна мы с тобой упустили, нам за это ответ держать придется. Ты вот что сделай — как обедня закончится, отца Паисия вином попотчуй. Осталось у тебя еще из старых запасов-то? Да не жадничай, побольше наливай, чтобы до утра не проспался. А то, не ровен час, в Москву подастся, да и наговорит, чего не надо. Ночью, коли к тому времени снега не будет, сходи в поле да к бане — все следы прибери-замети.
Наутро я сам в монастырь поеду. Скажу, мол, появился чужой человек, откель неведомо, обманом в доверие вошел, в гости напросился, каким-то зельем опоил, а ночью колдуна-то и освободил. Буду в ногах у отца казначея валяться, авось заступится перед настоятелем. Не впервой.
— Думаешь, обойдется? — целовальник уже успокоился и даже повеселел немного, поняв, что ответ за случившееся, все равно, не ему, а старосте держать.
— Придется деньгами отцу Кондратию поклониться, и малой мздой тут не обойдешься. Жаден он до денег-то, авось пронесет беду мимо. Не впервой, — снова повторил староста, словно не Митроху, а сам себя успокаивал.
Когда Чурила ушел, Алексей понял, насколько устал за последние сутки, просто неимоверно устал. Чувствуя себя воздушным шариком, в котором кто-то проделал дырку, дополз до печки и с сомнением посмотрел на лежанку под закопченным потолком. Решил, что спать там не рискнет, кинул на лавку сшитое из разноцветных лоскутков, засаленное одеяло и рухнул без сил.
Уснул он, провалившись в вязкую душную тьму, как в болото, кажется, даже раньше, чем успел закрыть глаза. Мутный, тревожный сон закружил в хаосе странных видений. Что-то кричал староста Лапша, скаля желтые и огромные, как у медведя клыки; старик-колдун танцевал с бубном вокруг костра, на котором кто-то корчился и кричал от боли; огромные дубы ползли, цепляясь вывороченными корнями, тянули скрюченные пальцы-ветки. Алексей, задыхался от страха и беспомощности, пытался увернуться, убежать, но ноги не слушались, как это часто бывает в кошмарном сне.
Внезапно бредовые образы исчезли, и мутное марево сна посветлело, как предрассветное небо. Бешено стучавшее сердце успокоилось, стало легко дышать. Сквозь забытье Алексей почувствовал знакомый запах спелой земляники и нагретого солнцем соснового леса. Стало жарко, словно он лежал на солнцепеке. Молодой человек с наслаждением вдохнул сладкий аромат, потянулся, открыл глаза и сразу же снова зажмурился — на лавке рядом с ним сидела та самая девушка из леса. «Если это сон, — подумал Алексей, — то почему сейчас я его не вижу? Или это все же глюк?» Осторожно, чтобы не спугнуть свое видение, приоткрыл глаза. Незнакомка казалась совсем юной — лет шестнадцать-семнадцать, не больше. Высокие скулы, легкий румянец на щеках, зеленые глаза с золотыми искорками смотрят с настороженным любопытством, а распущенные рыжие волосы отливают медью. Молодой человек не назвал бы девушку красивой, и там, в своем веке, в толпе людей он, возможно, ее и не заметил бы. Но было что-то в незнакомке такое, от чего захватывало дух, и сердце начинало трепыхаться, как рыба в садке.
Девушка улыбнулась — словно лучик весеннего солнца сверкнул из-за снеговых туч, и осторожно коснулась щеки Алексея.
— Здравствуй, волчонок.
— Ты кто? — выдохнул молодой человек и тут же испугался, что звук голоса спугнет лесную гостью.
Девушка отдернула руку и наклонила голову, став похожей на диковинную зверушку.
— Леся я, — голос незнакомки звучал тихо и неуверенно. — Ты пошто к нам пришел? Люди злые стали. Убьют тебя. Тебя убивали уже… Не здесь. Там, далеко.
Алексей вздрогнул, но отогнал неприятные воспоминания. Думать о плохом не хотелось, разговаривать — тоже, а хотелось коснуться огненного шелка волос. Прямо нестерпимо хотелось. Молодой человек протянул руку и погладил девушку по голове, перебирая в пальцах пряди волос.
— Ты красивая.
— Красивая?.. — прошептала Леся и задумалась, словно пытаясь понять значение этого слова. Потом, перехватив руку, прижала ладонь Алексея к своей щеке. — Хороший волчонок.
