– Все в порядке? – коротко поинтересовался он у меня.
Я молча кивнула, стараясь держаться уверенно. Но промолчала, ибо дрожащий от испуга голос выдал бы меня с головой.
Сам Гиббс уселся в задней части лодки рядом с румпелем и пару минут выжидательно наблюдал за тем, как мы устраиваемся на своих местах. Но вот сердце мое успокоилось и стало биться ровнее, и я услышала звуки, которыми полнятся окружающие нас болота. Странные, ни на что не похожие звуки, издаваемые десятками невидимых существ. Какое-то щелканье, уханье, потрескивание… Почему-то я вдруг вспомнила про террариум Оуэна. А интересно было бы поймать пару-тройку местных насекомых. Но для этого надо как минимум оторвать руки от бортов лодки, в которые я вцепилась сразу обеими руками. А потом еще нужен трал для того, чтобы пропустить через него воду и пошарить по дну в поисках необычных растений и насекомых.
– Может, нам повезет увидеть дельфина! – крикнул Оуэн.
Господи, помилуй, взмолилась я мысленно. Никаких дельфинов. Но опять же промолчала, крепко держась руками за борта. А вдруг кому-нибудь сейчас придет в голову мысль сигануть прямо в воду? Возьмет и прыгнет, а заодно и лодку перевернет.
– Или даже живого крокодила! – с не меньшим энтузиазмом прокричала в ответ Марис.
Я немедленно спрятала руки.
– Крокодила?! – воскликнула я не своим голосом.
– Не волнуйтесь, Мерит! – поспешил успокоить меня Гиббс. – Если мы их сами не затронем, они нас тоже не тронут.
Голос его звучал спокойно и уверенно. Вот таким голосом он наверняка беседует со своими маленькими пациентами перед тем, как сделать им укол.
– Но если увидите маленьких крокодильчиков, то надо держаться от них подальше, – авторитетно заметила Марис. – Ведь там, где есть малыши, наверняка рядом и их мамаши.
Я затравленно глянула на причал, прикидывая, смогу ли я без риска для жизни запрыгнуть на него обратно. Но тут я вспомнила Кэла и, перехватив насмешливый взгляд Гиббса, уверенно расправила плечи.
– Готовы? – обратился ко всем нам Гиббс, ожидая, что мы кивком головы подтвердим свою готовность. После чего включил двигатель. Послышался резкий, дребезжащий звук. Но вот мотор заработал ровнее и тише, что-то, похожее на негромкую барабанную дробь или монотонный гул. Вскоре я уже привыкла к этому гулу и перестала замечать его, тем более что он ничуть не заглушал музыку окружающих болот.
Первое, что я почувствовала и заметила, – это, конечно, запах. Тот самый, который так поразил меня, когда я впервые вместе с мистером Уильямсом вступила во двор дома Хейвардов. Так пахнет болотная грязь, объяснил он мне. Как же он называл ее? Пыхтящая грязь? Или пыхтящий ил? Такой специфический запах зелени и земли с привкусом солоноватой морской воды. Для меня совершенно чужой, экзотический запах, почти неприятный, но странным образом притягивающий к себе и даже немного опьяняющий. Ничего подобного я не встречала дома, в Мэне.
Но вот лодка выплыла в более широкий рукав. Высокие заросли травы, сквозь которые мы продирались только что, отступали от бортов лодки все дальше и дальше, по мере того как мы приближались к чистой воде. Однако Гиббс сдержал свое слово. От большой воды мы держались на приличном расстоянии. Почти всегда рядом с берегом. Намытые груды песка по обеим берегам реки были похожи издали на подводных пресмыкающихся, которые вдруг пробились наружу из глубины болот и теперь нежатся на раскаленном солнце, подставляя ему свои покрытые солью спины. И каждые шесть часов и шесть минут их со всех сторон омывают волны прилива и отлива.
Никогда не видела подобных пейзажей раньше. В них все построено на контрастах. Вроде голо и пустынно, и одновременно пышная, буйная растительность, куда ни кинь взгляд. Вроде преобладает лишь один зеленый тон, но какое немыслимое количество оттенков и полутонов. Ежесекундно меняющийся ландшафт, и при этом все вокруг застыло в своей неподвижности, за исключением ритмичных волн прилива и отлива.
– Это – мое самое любимое место на земле! – сказала Марис. – Ни за что на свете не уеду отсюда. Никогда!
Последние слова она проронила почти тихо, как обычно говорят в церкви, боясь потревожить покой святого места.
– А пляжи здесь есть? – поинтересовался у Гиббса Оуэн. – Или все одна трава?
Гиббс глянул на меня, потом на Оуэна.
– Есть. Но пляжи мы пока отложим… до следующей прогулки. Напомни мне, чтобы я свозил тебя на Охотничий остров. Подростком я проводил там дни и ночи. Там, кстати, есть маяк. И смотрители даже позволяют забраться наверх.
Задумчивая улыбка осветила лицо Гиббса. Наверняка вспомнил что-то приятное, подумала я. Ясное дело, что! Пиво, музыка, девочки… очень даже хорошо могу себе представить, чем он там занимался в юном возрасте. Впрочем, как и все его сверстники. Гонял мяч по полю, нырял с головой в океан. Легко вообразить себе, каким бесшабашным ребенком был Гиббс. Из тех, про кого говорят «сорвиголова», кто вырос рядом с водой и на воде, для кого загар – это само собой разумеющаяся вещь, как и выцветшие на солнце добела волосы или ночи, когда можно поплавать нагишом. А вот Кэла я почему-то не могу себе представить таким. Как ни пытаюсь, а не могу!
– Мне здесь нравится, – негромко сказал Оуэн. – Здесь совсем не так, как у нас дома, на озере Ланье. Такое впечатление, что у всех этих деревьев, что вокруг нас, нет никаких шансов вырасти высокими.
Гиббс замедлил ход, мотор низко заурчал.
– В какой-то степени так оно и есть. В здешних местах выживают лишь самые сильные растения. Те, которые смогли приспособиться к окружающему климату, к природе, с которой они ведут непрестанную борьбу за свое существование. Ведь совсем не просто находиться в воде полдня, а вторую половину жариться на раскаленном солнце. Обычные растения таких перепадов температур попросту не выдержали бы и погибли.
Оуэн задумался, сосредоточенно нахмурив лоб.
– Да, – согласился он с Гиббсом после минутного раздумья. – Но, с другой стороны, ведь это самые обычные растения. Просто они научились жить в необычных условиях. Что ставит их в один ряд с самыми выносливыми растениями на земле. Вот потому все они – супер! Это точно.
– Согласен! – ответил ему Гиббс и подключил скорость. – Хотя примеры такой выносливости можно найти и среди других растений. И среди животных тоже… И среди людей.
Гиббс пристально смотрел перед собой, но мне показалось, что последняя реплика была адресована непосредственно мне. Я снова вспомнила Кэла. Как могут два брата, выросшие и воспитанные в одном доме, быть такими разными. И вот результат. Один, поборов все и вся, выжил, а второй – нет.
Однако вскоре я начисто забыла о флоре и фауне, заселившей местные болота, и перестала обращать внимание на стрекотание мотора. Ибо мы наконец выплыли непосредственно на саму реку. Я была поражена открывшейся мне картиной. Как легко и непринужденно земля уступает место воде, как болотистые топи сменяются плавным течением реки, омывающей многочисленные островки и отмели. Никакого сравнения с береговой частью Мэна, какой она сохранилась в моей памяти. Отвесные гранитные скалы, о которые с шумом разбиваются ледяные волны, накатывающие на берег. Атлантическое побережье в моем родном городе всецело находится во власти северных ветров и холодной воды. Его суровый облик сформировался под влиянием этих разрушительных стихийных сил, столетиями шлифующих неприступные глыбы гранита. А вот здешние места, подернутые изумрудными болотными водорослями, среди которых с важным видом разгуливают длинноногие птицы, они похожи на райский уголок, перенесенный сюда, на землю, откуда-то сверху чьей-то ласковой и доброй рукой.
