– Как спалось? – поинтересовался у меня Гиббс.
– Не очень. Все переживаю. А вдруг никто не придет?
– Еще как придут! Явятся все, как один… Я еще не видел ни одного южанина, который бы отклонил приглашение на ужин с жареными устрицами. Да и сама причина – сбор благотворительных средств в фонд помощи женщинам, пострадавшим от насилия, который к тому же носит имя Сесилии Гиббс Хейвард, более чем достойная и заслуживающая уважения. Так что ты у нас теперь – местная знаменитость. А кто же откажется поглазеть на селебрити своими собственными глазами? И потом, не забывай про Дебору Фуллер. Она же знает в этом городе всех. И уже наверняка оповестила кого только можно, а заодно и позаботилась, чтобы все эти люди явились не с пустыми руками, а принесли с собой щедрые чеки.
Я закрыла глаза и слегка подалась назад, чувствуя, как руки Гиббса крепко удерживают меня, не желая отпускать. Лишь прочитав тетрадь Лорелеи, я нашла в себе наконец мужество показать Гиббсу то злополучное письмо, а заодно и признать очевидное. Что за человеком я была? Женщиной, позволившей себя одурачить, влюбиться в мужчину, за которым скрывалась одна лишь ложь. Но жизнь ведь не становится проще. Это мы становимся сильнее. Лорелея абсолютно права. Я стала сильнее. В ту ночь я не просто пересекла мост физически. Я сумела преодолеть и многое другое из того, что было в моей прежней жизни. Ах, как же права была Лорелея и в этом тоже! Какая жалость, что я не поняла этого раньше.
Вместе с Гиббсом мы отнесли в полицию чемодан, модель самолета и письмо. Ни разу я не заметила в его глазах ни тени осуждения. Он вообще ни разу не посмотрел на меня уничижительным взглядом Кэла. Как я вообще могла вообразить, что он поведет себя таким образом? Гиббсу удалось практически целиком реконструировать жизнь брата. Почти десять лет Кэл странствовал по Калифорнии, а потом перебрался в Мэн. Целых десять лет он боролся с демонами в своей душе, которые требовали от него возмездия. Он старался избавиться от них, забыть все, но не смог. Проиграл схватку и приехал в Мэн искать справедливости. Но нашел меня, и я стала для него подходящей заменой, тем объектом, на который он обрушил всю свою ярость, всю ненависть, которую питал к моей бабушке за то безнаказанное преступление, которое она совершила. Беда лишь в том, что ненависть смешалась у него с любовью. Совершенно неожиданно для самого себя он понял, что любит меня, как и я любила его. Я еще крепче прижалась к Гиббсу. Когда-то Эдит сознательно отослала маленького Гиббса из дома, чтобы спасти его, чтобы быть точно уверенной в том, что он вырастет счастливым человеком. Что ж, хоть в этом она поступила правильно.
Я склонила голову набок и с наслаждением вдохнула запах его тела.
– Спасибо, что разрешил мне устроить это мероприятие на твоей территории. Пока еще понятия не имею, сколько времени уйдет на то, чтобы привести дом твоей бабушки в полный порядок. Хотя бы для начала покрасить его снаружи и внутри.
Я вспомнила отремонтированный и заново выкрашенный портик в доме Хейвардов, стоящем на крутом утесе, откуда открывается такой чудный вид на реку. После того как краска окончательно высохла, все китайские колокольчики снова заняли свои законные места. Оуэн разработал самую настоящую цифровую систему, сказал, что отныне каждый колокольчик у него будет висеть только там, где ему и положено висеть, и нигде больше. По обе стороны ступенек крыльца выстроились в ряд горшки с осенними цветами и другими декоративными растениями, расцвечивая парадную дверь многообразием красок и оттенков. Глядя на эти цветы, я невольно вспоминала Лорелею и ее увлечение садоводством. И всякий раз, приближаясь к дому и любуясь яркими соцветиями, я видела перед собой ее несравненную улыбку.
Гиббс потерся своей небритой щекой о мой висок.
– Я пообещал Оуэну, что никогда не продам свой дом. Из-за пирса. А еще ты сшила такие красивые занавески на окна, и покрывала, и наволочки на подушки. Только я не понимаю, зачем на кровати столько подушек? Все равно же в итоге они все летят на пол. – Я почувствовала, как он улыбнулся. – Словом, заживем на два дома.
– Что это значит «заживем», доктор Хейвард? Попрошу вас выразиться яснее.
– Ну, то и значит, что однажды сказала мне Лорелея. Если ты выйдешь за меня замуж, то тебе не придется менять свои монограммы на столовом и постельном белье.
Я повернулась к нему лицом.
– Вот так номер! И мне она говорила то же самое! – Я склонила голову набок. – Так это что? Официальное предложение?
– Пока еще нет. Мне ведь надо сначала заручиться согласием Оуэна.
Я нежно поцеловала его в губы.
– Хорошо. Заручайся. Тогда у меня еще есть время подумать над своим ответом.
Я прижалась головой к его груди, прислушалась к тому, как ровно стучит его сердце, и снова подумала о тех дорогах, которые ведут к дому, и о тех стрелках на компасах, которые указывают нам верное направление. Но какими же долгими оказались наши с Гиббсом дороги, пока они наконец не пересеклись. И все ведь началось еще задолго до нашего рождения. Какими запутанными, какими противоречивыми оказались наши жизненные истории. Столько лет все мы плелись в хвосте событий, каждый по своему фарватеру, пока нас снова не вынесло к истоку, к тому, с чего все начиналось. Все происходящее имеет свою причину. Я улыбнулась, вспомнив Лорелею.
– Я горжусь тобой, Мерит. Знаю, как непросто было тебе решиться на это.
Гиббс поцеловал меня в макушку.
История крушения самолета, следовавшего рейсом 629, и той роли, которую сыграла в его трагической судьбе моя бабушка, появилась в наших местных газетах. А потом ею даже заинтересовался один общенациональный журнал. Я предполагала, что сразу же после публикации в адрес моей бабушки и Эдит посыплются десятки обвинений за то, что они сделали. Но ничего подобного! Ни единого обвинения. Впрочем, уже не осталось в живых тех, кто мог бы предъявить такие обвинения. И тел неопознанных не осталось. Все захоронены и обрели вечное упокоение. Во всяком случае, для тех, кто еще жив, не оказалось вопросов, на которые не были бы даны ответы. Больше никаких тайн, никаких гаданий, почему и как все случилось. Иногда, просыпаясь среди ночи, я испытываю некоторое утешение уже от одной этой мысли.
Вольно или невольно, но наша история поспособствовала тому, что и сама я на какое-то время оказалась в центре общественного внимания, что было мне совсем не по душе. Но так уж получилось, что мне пришлось говорить от имени всех тех женщин, которые стали жертвами домашнего насилия. Для меня это оказалось чертовски сложным. Ведь я еще и сама не вполне отошла от того ада, которым была моя семейная жизнь. Хватит ли у меня храбрости поведать об этом когда-нибудь открыто? Едва ли. А потому, если наш фонд заработает в полную силу, то мне гораздо более по душе будет роль наставника в области портняжного дела. Обучать шитью первых желающих я уже начала, чтобы собрать средства для организации приюта женщинам, подвергшимся насилию. С его обитательницами я обязательно поделюсь жизненными историями Эдит, моей бабушки… И свою собственную историю тоже расскажу. Пусть эти женщины знают, что они не одиноки в своем горе. И что всегда могут рассчитывать на чью-то помощь. И что все они – храбрые и мужественные женщины, у которых хватило силы воли сделать то, на что, как им казалось, они абсолютно не способны.
