Единственная причина, по которой Эдит так и не решилась поделиться своими соображениями с полицией уже после того, как причина трагедии стала ей абсолютно ясна, – это боязнь ошибиться и выдвинуть несправедливые обвинения против кого бы то ни было. Да, гибель сорока восьми пассажиров – это типичный несчастный случай, дикое совпадение, роковое стечение обстоятельств. Но вот в гибели самого Генри П. Холдена никаких случайных совпадений или роковых ошибок не было. По ее мнению, по ее глубокому убеждению, этот страшный человек понес заслуженную кару. Смерть Сесилии еще более укрепила Эдит в ее мнении.
– Эдит! – окликнул ее Кэл откуда-то из глубины дома. Громко хлопнула входная дверь, да так, что содрогнулись даже стены в ее мастерской. Кэл стал обращаться к бабушке по имени вскоре после смерти отца, как бы подчеркивая тем самым, что отныне он – глава семейства и главный мужчина в доме. Эдит не нравилось, что внук называет ее просто по имени, но виду она не показывала, предпочитая благоразумно скрывать свое истинное отношение.
Она выключила свет в мансарде и заторопилась вниз. Десятилетний Гиббс стоял в коридоре второго этажа со школьным ранцем в руке. Он был еще в форме, видно, только что вернулся из школы и теперь с расширенными от испуга глазами наблюдал за происходящим.
– Эдит! – снова крикнул во весь голос Кэл, и в его голосе послышалась явственная угроза.
Он ведь работал в саду, испугалась Эдит. Выкапывал свежие ямки для новых саженцев роз. Сегодня у него был выходной, в пожарную часть идти не надо было, вот он и решил заняться физическим трудом на свежем воздухе, поработать мускулами, так сказать. Вообще-то она планировала нанять кого-нибудь для этой цели, но саженцы, упакованные в джутовые мешки, уже привезли из питомника, а потому тянуть с их посадкой в грунт было никак нельзя.
– Иду-иду! – откликнулась она и замерла в дурном предчувствии, прислушиваясь к тяжелым шагам внука, которыми он мерил прихожую. Что-то неумолимое и грозное неотвратимо надвигалось на нее с каждым его шагом. Боже Всемилостивый! Только не это! Ведь он не должен был копать рядом со скамейкой. Но, возможно, Кэл решил, что именно там и есть самое подходящее место для новых кустов роз. Объятая паникой, Эдит повернулась к младшему внуку.
– Ступай к себе в комнату, дорогой, и запрись на замок. И не выходи из комнаты до тех пор, пока я сама не позову тебя. Ясно?
Гиббс молча кивнул в знак согласия и вприпрыжку помчался в свою комнату, но уже у самых дверей он обернулся и побежал назад.
– А что, если я тебе вдруг понадоблюсь?
– Не выходи, прошу тебя. – Эдит поцеловала внука в лоб и направилась к лестнице. На самой верхней ступеньке она постояла какое-то время, прислушиваясь к тому, как щелкнул дверной замок в комнате Гиббса. После чего стала спускаться вниз.
И сразу же в нос ударил кисловатый запах сырой земли и гнилья, который становился все нестерпимее, чем ниже она спускалась. И так же стремительно нарастал в ее душе панический страх, пока она не увидела Кэла, стоящего в холле с чемоданом в руке, за которым тянулся из кухни шлейф из грязной земли и песка.
Заметив Эдит, Кэл толкнул в ее сторону чемодан. Металлические замки оставили борозды на деревянных половицах.
– Это ведь с того самолета, не так ли? – поинтересовался он у нее зловещим голосом, давая понять с самого начала, что с невиновным и случайным свидетелем происшествия он не стал бы разговаривать таким тоном. Эдит показалось, что какие-то невидимые глазу насекомые облепили со всех сторон ее кожу, и, впиваясь в тело, стали буравить его, добираясь до самых костей.
Лгать не имело смысла. К тому же Эдит уже давно усвоила, что самое лучшее – это всегда и во всем соглашаться с Кэлом, независимо от того, прав он или нет.
– Да, этот чемодан упал в наш сад в ту страшную ночь, когда в небе над Бофортом взорвался самолет.
– Тогда почему он до сих пор здесь? Почему ты не отнесла его в полицию?
Он сделал особое ударение, произнося последние слова, словно желая удостовериться в том, что его поймут однозначно, так, как он того желает. А именно, ты поступила неправильно, не как положено, и сейчас с тебя за это строго спросят. И не просто спросят, но и воздадут по заслугам.
Все те годы, что Эдит ревностно хранила свою тайну, она и подумать не могла, что в один прекрасный день будет обсуждать ее с кем-то вслух. После того как она отослала по почте письмо и носовой платок той женщине, она тут же постаралась избавиться от чемодана, не оставив ничего, что могло бы выдать ее. Нет, не то чтобы она начисто забыла о существовании чемодана. Но с годами он стал в ее сознании похож на то фамильное серебро, которое хранится у них в столовой. Вроде и видишь его каждый день за завтраком, а все равно не обращаешь на эти предметы никакого внимания.
Она откашлялась, прикидывая, какую часть правды может поведать внуку. Он, с его обостренным чувством справедливости, с его особым пониманием того, что можно, а что нельзя, с его четкой классификацией всех видов наказаний и возмездия, всегда воспринимал окружающий его мир исключительно в черно-белых тонах. С самого раннего детства Кэл твердо усвоил, что добро и что зло, что хорошо и что плохо. Его правда, как он понимал ее, не имела полутонов и оттенков. Но надо, по крайней мере, постараться убедить его, что в данном конкретном случае она, его бабушка, руководствовалась критериями некой высшей справедливости. Она взглянула на чемодан, валявшийся на полу, и снова на нее пахнуло едким запахом сырой земли. Она даже разглядела багажный ярлык, по-прежнему болтавшийся на ручке чемодана. Эдит встретилась глазами с глазами внука и поняла, что Кэл тоже обратил внимание на этот ярлык. Наверняка даже постарался запечатлеть в своей памяти имя хозяина чемодана и его адрес, как когда-то сделала и она сама. Она и до сих пор помнит и имя, и адрес. Может процитировать по памяти, не слишком при этом напрягаясь.
– Я решила, что его вдова не очень обрадовалась бы, если бы узнала, что я обратилась в полицию, – ответила она, стараясь говорить спокойно.
Кэл наклонился над чемоданом и резким рывком сорвал ярлык с ручки. После чего бросил на бабушку торжествующе-презрительный взгляд.
– Так это она? То есть бомбу в самолет подбросила его жена. Я прав?
Эдит почувствовала неприятную пустоту в желудке. Но разве в прошлом ей не доводилось переживать подобные сцены? И не один раз.
– Да, это она, – ответила она спокойным тоном, не дрогнув и не опуская глаз. – А как ты догадался?
Кэл сделал шаг навстречу, и она со страхом закрыла глаза, но не шелохнулась и не сдвинулась с места.
– Догадался?! Да я понял это уже давным-давно! Разве я не видел, чем ты там занималась в своей мастерской… Я видел и исковерканные фигурки людей, и разломанные части самолета. Все видел! Хотя ты старательно прятала от меня свою работу. Я даже принялся мастерить собственную модель самолета из конструкторского набора лего. Притворялся, что работаю вместе с тобой, помогаю тебе разобраться в тайне трагической гибели самолета. Я видел кукольный домик, который ты мастерила как раз в то же самое время: женщина у себя на кухне занимается изготовлением самодельной бомбы. Подсоединяет к брускам динамита часовой механизм. Потом ты уничтожила этот домик, не так ли? Сделала это сразу же после смерти мамы. Я долго ломал себе голову над тем, почему ты так сделала. – Кэл больно ткнул Эдит указательным пальцем прямо в грудь. – И тогда я решил, что ты попросту уничтожила все доказательства и улики, поэтому и доказать что-то будет невозможно. Выходит, я ошибался.
