Он подошел к завалу, осторожно разгреб песок — показалась иссохшая человеческая нога в заскорузлых, полусгнивших обмотках. Скалящийся череп, высохшие пальцы торчали скрюченными веточками. Красноармеец!
Нет ничего необычного в том, что на вершине кургана Рытого земля иногда проваливалась, увлекая за собой кладоискателей. Был такой обычай: делать над захоронением сруб, а после насыпать курган. Когда бревна потолка прогнивали, проседали, на вершине кургана образовывалась воронка. Осенью и весной она наполнялась водой, потому даже в самое засушливое лето здесь постоянно росла пушистая, сочная травка, как символ победы жизни над смертью. Она отлично маскировала ловушку. Потолок делали похлипче, чтобы быстрее рухнул. На Рытом же постарались, укрепили на совесть, словно предчувствовали: алчные народы, которые придут следом, будут копать в начале двадцатого века. К тому времени дерево подгниет, получится хорошая ловушка — страсть до злата часто сильнее разума. Когда в центр воронки ступил Петр Баширов, рухнула последняя преграда. На голову курганника. Наверняка тут и арка специально ослаблена, а механизма вовсе нет. Не кино, чай, про ловкого грабителя гробниц.
Знал бы Петя, что курганника присыплет песочком, прыгал бы от радости, размахивая ручонками. Не дождетесь! Зотов глянул на завал. Или дождутся? Песок под самый потолок дромоса. Осыпается постепенно тонкими струйками, обнажая останки жадных жертв, сухих, словно старые мухи в паутине. Приклад трехлинейки, заскорузлая фуражка с красной звездой…
Волосы шевелились на голове. Не от страха — от электричества.
Пол был очерчен ровным кругом стен, смыкающихся яйцевидным куполом, — шагов пятнадцать от стены до стены. Как и предполагал Зотов, захоронение похоже на Царскую могилу под Керчью или на «сокровищницу Атрея» в древних Микенах. В центре — постамент с барельефом. Макар вытер пыль: подвиг Персея — убийство горгоны Медузы. За спиной героя богиня Афина с совой на плече тыкает пальцем ему в спину: убей эту гадину, в конце концов! Герой ты или погулять вышел? И мало кто знает, что горгона когда-то была красавицей, Лебединой девой. Пока ее Посейдон не возжелал и не изнасиловал. Хорошая история про богов. Так похожа на сельскую сплетню.
Зотов обошел постамент — с торцов маски Медузы. Ого! Это интересно: обычно горгону изображали с высунутым языком — символ удушенного, повешенного колдовства. А на барельефе смертного одра — красивое лицо женщины, только по традиции змеи вокруг головы дыбом. А с другой стороны постамента…
Курганник перевел дух, не веря собственной удаче: на барельефе отряд сарматов — чешуйчатые доспехи, длинные копья. Катафрактарии. Впереди женщина с длинным мечом на боку, волосы струятся по плечам, голова чуть удлиненная. Сарматская царица — одета в штаны с чешуйчатыми нашивками, на плечах — туника. Макар тщательно очистил контуры царицы: похожа на Змеедеву — богиню, с которой встретился в далекой Скифии Геракл и которая родила от героя царя Скифа. Мальчик натянул тетиву отцовского лука, стал вождем.
У сарматки ноги покрыты чешуей, а супругу Геракла изображают змееногой — два чешуйчатых хвоста вместо ног. Значит, Змеедева носила чешуйчатые доспехи, но история ее произошла задолго до появления сарматов.
Курганник вернулся к барельефу. Навстречу царице из крепостных ворот — Херсонес? — выходят греки. Первые двое несут маску горгоны Медузы — тоже без высунутого языка, — которая к тому времени у эллинов стала оберегом от нечисти. Они наносили изображения жуткой головы на ворота домов и вырезали на стенах зданий.
— И зовут тебя — Амага. — Макар вновь прикоснулся к силуэту царицы.
Херсонесу досаждали скифы, грабили во время набегов, перехватывали караваны с зерном, и тогда город обратился к сарматам. Царем у последних был Мидосак, и больше всего на свете он любил вино. Короче, царек-пьяница. Пошло бы прошение греков прахом, если бы Мидосак не был женат на прекрасной Амаге. А так как у сарматов царило равноправие, Амага приняла прошение послов вместо мужа и обещала помочь. Помогла. Собрала небольшой отряд преданных воинов, выдала каждому по две запасные лошади и за одну ночь добралась до столицы скифов. После того сражения при одном упоминании об Амаге каждый скиф вздрагивал и оглядывался. Греки своеобразно отблагодарили царицу, избавившую их от степной орды, — изготовили маску защитницы Херсонеса. Как царица и верховная жрица, Амага приняла дар. Для нее змеи на маске символизировали землю, но высунутый язык, как на традиционном изображении горгоны Медузы, она приняла бы в штыки. Точнее, в копья. Для воительницы высунутый язык обозначал висельника. Город-государство не выдержал бы удара сарматов. И предусмотрительный мастер изготовил маску-портрет царицы, чтобы она своим видом устрашала врагов. В том числе врагов Херсонеса.
Но страху иногда приходит на смену ненависть. Униженный раб, побежденный воин при возможности не откажутся от мести. Видимо, в бою на льду Салгира скифы и отомстили Амаге. Это сейчас река изменила русло и похожа больше на большой ручей, а когда-то по ней ходили на лодках, переправляли товары.
Зотов разогнулся, закончив осмотр помоста. Припорошенные вековой пылью перед ним предстали останки: удлиненная голова, истлевшие одежды.
— А ты, милочка, не царица Амага.
Рядом со скелетом лежало бронзовое навершие посоха — дерево жизни.
Пар облачком вырвался изо рта. Миста вдохнула свежего воздуха, глотая соленые слезы, посмотрела на звездное небо, проглянувшее сквозь космы белесых туч, тихо произнесла:
— Они у вас такие же.
Без прикосновения осарта не поняла ее, но тоже взглянула на звезды.
— Не надо отчаиваться. Если паралат нашел тебя здесь, то возвращение еще возможно. Если Арта будет к нам благосклонен, то… — Она не договорила.
Слишком часто Дарсата повторяла «если», «если будет благосклонен», слишком часто надеялась на справедливого бога. Больше не хочется упоминать его имя. Пусть забудет о своей женщине, отдыхая в небесных чертогах. Осарта все сделает сама. Так она надеялась, но Арта услышал мысли женщины и отомстил.
Тень метнулась к Мисте — светлый короткий кафтан, растрепанные волосы. Девушка испуганно вскрикнула, Дарсата бросилась наперерез безумцу. Туман ударил в лицо, и звезды погасли.
Облако тумана возникло у песчаного завала. Заклубились тени, знакомый голос выкрикнул имя курганника, — женщина в белом оттолкнула от хрупкой девушки — Лиза! — зло рычащего Волоху. Забыв о почтении к останкам, Макар перемахнул через каменный одр. Ятаган возник между девушкой и деревенским дурачком, острие клинка замерло перед Степной Хозяйкой. Получилось ненамеренно, но курганник был рад такому положению — расстановка сторон ему пока была непонятна. Сердце радостно ухнуло в груди.
— Мышка! Ты как?
— Господи, Зотов! — Лиза дала волю слезам, припадая к его плечу, белому от песка и пыли. — Живой? Здоровый? Почему ты бросил меня там? Почему не забрал после боя? — Она говорила, что приходило на ум, только бы он больше не исчез, только бы говорил с ней.
