— Какова же дата смерти?
— Дата смерти?
— Ты сам сказал, что увидел на плите дату смерти сарматской царицы.
— Ах да! Скорее всего, двадцать первого — двадцать второго декабря — день зимнего солнцестояния. Надо пересмотреть даты затмений солнца тех времен и определить…
Макар запнулся на полуслове. Виктор с уважением посмотрел на друга, самую малость завидуя ему. Этот найдет Лизу и у черта на куличках. И пусть кто-нибудь попробует преградить кузнецу путь.
— Четырнадцатое марта сто восемьдесят девятого года до нашей эры, — вдруг выдал Зотов.
Ковалев сглотнул:
— Чего «четырнадцатого марта»?
— Было полное солнечное затмение, — будничным тоном ответил Макар. — Затмение достигло максимума над северным побережьем Азовского моря.
Виктор недоверчиво уставился на друга:
— Это ты чего, сейчас прям вычислил?
Зотов засмеялся:
— Да нет, земеля! Я ж тебе не вычислительный центр. Просто перед походом смотрел в справочнике. Интересно стало, когда над Крымом еще случались полные солнечные затмения.
Ковалев хотел обидеться — теперь он понимал отношение Спиридоныча к кузнецу, всегда готовому отшутиться или рассмеяться.
— И знаешь, удивительная вещь: в то время произошло два затмения подряд, которые достигли максимума над Черным морем. В сто восемьдесят девятом, кажется, четырнадцатого марта и в сто восемьдесят втором, в октябре.
— Октябрь нам не подходит, — сказал Ковалев. — В октябре реки не замерзают.
— Ты прав, — кивнул Макар. — В октябре альфа Льва не видна. — Носком кроссовки он коснулся отдельной лунки. — Значит, второе затмение, которое мы видели на кургане, произошло четырнадцатого марта сто девяностого года до нашей эры.
— Весна в том году выдалась холодная.
— С чего это вдруг?
— Лед на реке выдержал тяжеловооруженных всадников. Зотов с уважением посмотрел на Виктора.
— Ну, их не так уж и много было, чтобы лед проломить, однако ты прав. — Макар пожал другу руку.
Глава 20
Не дури!
Я надела прозрачное платье,
Умастилась сандалом желтым —
Меня, такую прекрасную,
На кого ты покинуть хочешь?
Гатха Тхери Чапы. Тхригатха, 291–311
У веранды на скамейке сидел Спиридоныч.
— Что слышно? — спросил его Макар.
Старик пожевал губами, рассматривая свои толстые пальцы.
— Тай! — махнул он рукой. — Как в воду канула твоя Лизавета.
— А Володьку кто видел?
— Та де там. Я думаю… эт, можа, их того… засосало?
— Куда? — растерялся Зотов.
— Ну, туда. — Старик ткнул большим пальцем в небо.
— Точно. Засосало, — пробормотал Макар, проходя в веранду.
Спиридоныч уже строил собственные версии.
— Стой, Макарка.
— Чего еще?
— Там до тебя гости.
— Какие еще гости?
— Ну. — Федор Спиридоныч развел руками. — Сама пришла.
— Лиза? — спросил Виктор.
— Та какая Лиза!
— Ясно, — буркнул Зотов.
Виктор поспешил за другом, чтобы увидеть непонятных гостей.
За столом на кухне сидела Люба — темные волосы сложила в высокую прическу, обнажив шею и загорелые плечи. Платье с серо-белым причудливым рисунком облегало красивое тело. Виктор невольно сглотнул — под тонкой материей выступали крупные соски полной груди.
Ее карие очи в обрамлении пушистых ресниц с надеждой смотрели на Зотова, и Ковалев сразу почувствовал себя лишним. Однако горячее желание рассмотреть девушку удержало его. Виктор притворился непонятливым, а Макар не возражал.
— Чё надо? — недовольно произнес Зотов, едва удостоив гостью взгляда.
Теперь Виктор увидел ятаган друга, лежащий посреди стола. То ли Макар его оставил без присмотра, то ли Люба достала его… Ковалев запнулся у двери, чувствуя крупную разборку.
Зотов меж тем помыл руки.
— Чё молчишь? — спросил он, вытираясь. — Зачем пришла?
— Поговорить. — Голос Любы дрогнул. Откровенная неприязнь Макара смущала ее, но девушка сдерживалась, чтобы не убежать от стыда, не расплакаться от обиды.
— Об чем? — Зотов достал из холодильника миску с овощами, снял с крючка разделочную доску.
— О нас, — ответила девушка, набравшись смелости. — Я так больше не могу, Макар. Я устала от постоянного ожидания. Я не могу больше видеть ее рядом с тобой. Я… — подбородок Любы дрогнул, — знаю, что ты не охладел ко мне, что ты любишь… надеюсь, любишь меня.
Зотов распанахал огурец и принялся нарезать его тонкими ломтиками. Остро заточенный нож дробно стучал по доске.
— Ты решила выяснить отношения, — кивнул Макар. — В который раз? Третий? Пятый? Двадцать пятый? — Зотов говорил спокойно, как человек, которому смертельно надоело повторять одно и то же. — Хорошо. Давай поговорим. Только обещай мне одну вещь, — он ткнул ножом в сторону Виктора, — при свидетеле: разговор последний, и, когда он закончится, ноги твоей не будет в моем доме.
Любовь бросила короткий взгляд на Ковалева, и тот почувствовал жар стыда на лице, словно юный любовник перед взрослой женщиной.
— Я, пожалуй… — Он сделал шаг назад, но Макар остановил.
— Не уходи, зема. Ты теперь свидетель. — Он сбросил нарезанные огурцы в миску и взялся за перья зеленого лука.
— Я согласна, — ответила девушка. — Если ты… Если мне не удастся переубедить тебя, я уйду. Навсегда уйду из этого дома.
— Отлично! — Зотов бросил в рот луковый листик и смачно захрустел. — Все равно целоваться не будем, — заметил он, отрывая еще один лист. — Удался в этом году… — цыкнул зубом, — лучок. Так, о чем это мы? А-а-а! Старая пестня о главном, — коверкая слово, произнес кузнец. — Ну-ну.
— Не надо так, — попросила Люба.
Макар тяжело вздохнул, воткнул нож в доску.
— Как «так»? — спросил он, теряя терпение.
— Так жестоко.
— Жестоко. — Зотов покачал головой. — Ты знаешь, когда я ходил, словно чумной, возле твоего дома, когда на работе думал о тебе, часто попадая молотком по руке, когда мчал домой с работы, чтобы увидеть тебя, я понимал — это любовь. Сколько сил и смелости мне нужно было, чтобы остановить тебя на улице и признаться…
Люба улыбнулась:
— Ты выпалил все сразу и смолк.
— Да. Я помню. И очень хорошо, что помнишь ты. Первые встречи умерили мой пыл, но явилось нечто большее. — Макар пошевелил пальцами, подбирая слова. — Я понял, насколько ты дорога мне. Я не спешил, стараясь показать себя, добиться ответного чувства…
