– Никогда не подслушиваю чужие разговоры. Меньше знаешь, крепче спишь, целее останешься, дольше проживешь. Случайно это вышло. Лето стояло. В подъезде кондиционера нет. Когда на улице солнце и под тридцать, тут задохнуться можно, в особенности с трех до пяти дня. Окна нет, дверь нараспашку держать нельзя в целях безопасности, еще зайдет кто чужой, напакостит. Как спастись, тепловой удар не получить? – прищурилась Елена Ивановна и встала. – Пошли, Ванечка, покажу светелку.
Мы обогнули лифт, прошли по лестнице вниз и очутились у железной двери с замком. Лифтерша достала ключ, и я увидел двадцатиметровую комнату, оклеенную обоями в мелкий цветочек. В ней стояли диван, стол, два кресла, несколько стульев. Была и небольшая кухня: мойка, двухкомфорочная плита, рабочая поверхность, несколько шкафчиков, чайник…
– Зять все сам сделал, – похвасталась Квасникова. – Видишь окно под потолком? Помещение – полуподвал. В нем прохладно, отдыхать приятно и, если чаю захочется, не надо в квартиру подниматься. Звонок домофона и как лифт туда-сюда ездит, здесь прекрасно слышно. Садись.
Я опустился в кресло.
– Удобно? – осведомилась хозяйка.
Кресло было для меня низким и узким, но я стал его расхваливать.
– Зять у меня чудесный, – повторила Елена Ивановна и дернула за палку, которая висела сбоку узкого окошка.
Окно приоткрылось.
– Ой, … ты мне, – произнес женский голос, – че … бесконечно.
– Да пошла ты, – гаркнул невидимый мужик, – …!
Раздался звук шагов.
– Там улица, не двор, – пояснила лифтерша, – если кто у фрамуги останавливается, мне разговор отлично слышно, прямо как сейчас. А им никого не видно, люди и не догадываются, что внизу кто-то сидит.
Елена Ивановна продолжила рассказ, и я узнал немало интересного.
В середине сентября неожиданно пришло жаркое бабье лето и Квасникова спряталась в своем убежище. Время подкатывало к четырем дня, лифтерша перечитывала один из романов Павла Подушкина и вдруг услышала противный, визгливый голос Варвары:
– Принесла?
– Вот, – тихо ответила какая-то женщина.
– Эй?.. Здесь даже половины нет.
– Тут все, что у меня есть.
– Не бреши, Марго!
– Правда.
– У тебя муж теперь богатый.
– Не совсем так.
– Хватит!.. Думаешь, я дура, которая Интернет открыть не умеет? Там написано, сколько у него бабла! Бизнесмен!
– Варя, – вздохнула Марго, – то, что ты говоришь, верно. Но у крупных владельцев фирм деньги, как правило, вложены в дело. Вынуть их оттуда нельзя. На бумаге у него миллиарды, а на личном счету – копейки.
– Сейчас зарыдаю.
– Я отдала тебе весь свой запас. Не зарывайся.
– Ха! Плати! Иначе всем расскажу, кто ты такая на самом деле.
– Лучше возьми то, что я принесла, и успокойся.
– Нашлась советчица. Сама живешь в роскоши, а у меня на хлеб денег нет.
– Не я виновата, что ты глупостей наваляла.
– Тебе вечно везет!
– У нас были равные шансы. В клетках рядом плясали, в одних клубах работали. Кто тебе велел за Генку замуж идти?
– Он олигархом прикинулся! Потом выяснилось – голяк! Идиот!
– Ты квартиру получила. И джип.
– Дерьмо! Живу среди нищебродов. Шуба мне нужна! Машину продала, хочу новую!
– Жадность наказуема.
– Аха-ха! Нашлась училка! Ты у нас прямо на копейки живешь!
– Я не шантажирую подруг.
– Потому что муж богатый. Я все знаю, Марго!
Раздался звук шагов.
– Эй, ты куда? – взвизгнула Варвара. – Стоять!
– Скажу на прощание пару слов. Мне тебя жаль. Отлично понимаю: услышит мой супруг, что у его жены деньги вымогают, и от тебя даже тапок не найдут. Он такой. Да, он щедрый, отсчитает мне любую сумму, но непременно спросит: «Зачем тебе столько?» И что я должна ответить?
– Дала Варе, которой вся правда известна, – отрезала шантажистка, – давай, папик, отслюнивай валюту, а то Крапивина в «Сплетник» отправится и все-все там выложит. Повертишься тогда, как жаба над костром.
– Дура!
– Кто?
– Ты! Есть люди, которых нельзя прогнуть. Мой супруг не идиот, чтобы тебе рот купюрами затыкать. Он же понимает: шантажист ненасытен. Хотя, если будешь настаивать, тебе и впрямь в пасть ассигнации запихнут. Не иносказательно. В прямом смысле слова. Труп Крапивиной с башлями меж зубов найдут.
– Угрожаешь?
– Просто объясняю последствия твоего неразумного поведения. Несмотря на то что ты дрянь, у меня сохранились к тебе остатки хорошего отношения. Воспоминания о тех днях, когда мы были нищими, голодными, глупыми девчонками. Поэтому я не сообщила супругу о твоих требованиях. Возьми то, что даю, и прощай. Не лезь к моему супругу. Не надо. Закончится это не так, как ты рассчитываешь.
– Поучи меня еще. Через неделю приносишь сюда миллион.
– Столько рублей в моем кошельке нет.
– Смешно. Лимон евро.
– Совсем с ума сошла!
– Это ты голову потеряла. Еврики гони!
– Жаль, что не смогла тебя вразумить.
– Марго! Эй! Скотина! Эй! Вот!.. – завопила Варвара.
Ее крик стал удаляться. И скоро пропал.
Квасникова взглянула на меня.
– Вот как певица-ученая, вдова космонавта зарабатывает.
Глава 32
Мы с Квасниковой вернулись из подвала в подъезд, я пошел к двери, но не успел взяться за ручку, створка распахнулась. Передо мной предстала женщина, которой, судя по ее одежде, очень хотелось выглядеть дорого-модно. Незнакомка считает, что основной показатель стоимости вещей – это стразы, яркие надписи и бьющие в глаза названия всемирно известных брендов. Сейчас на ней красовалось пальто, которое блестело и переливалось, как содержимое сундуков в пещере Али-Бабы. Тут и там на верхней одежде было вышито «Channel», а шерстяную шапочку украшал знак «Х». Буква читается как «икс». Я молча посторонился. Я не могу считаться знатоком моды, но у моих некогда любимых женщин были сумки, обувь, верхняя одежда от легендарной Коко. Да и Николетта нежно к ней относится. Поэтому я в курсе, что фамилия Шанель, а заодно и названия торгового дома пишется как «Chanel», «n» там одно. И на вещах и аксессуарах стоит не «Х», а два полукруга, они переплетены посередине, между точками пересечения есть «воздух». «Х», латинскую букву с прямыми линиями, вы на «родной» продукции Шанель никогда не увидите. Незнакомка нарядилась в фейки.
– Варвара, – окликнула ее Квасникова.
