– Господи! Что такое вы говорите, – закричал гробовщик, – да я вам до конца своих дней обязан! Вы спасли мою жену.
– Право, ничего особенного я не совершил, – заскромничал я.
– Всего-то уберегли женщину от душа из кислоты!
Мне в голову мигом пришла фраза из моего советского детства:
– На моем месте так поступил бы каждый.
– Да никогда! – возразил Глаголев. – Девяносто девять граждан из ста улепетнут уже на стадии тараканов! Мразь! Это я про психопатку.
– Увы, встреча с больным человеком возможна и в театре, и на улице, – вздохнул я.
– Не могу передать словами мою благодарность. Хочу подарить вам место на кладбище!
Поверьте, я ожидал всего, чего угодно, но это предложение выбило меня из колеи.
– Что?
– Место на кладбище, – повторил Глаголев. – Или у вас есть семейный склеп?
– Э… э… э… – протянул я.
– Выбирайте любой погост. Советую Новодевичье или Ваганьковское.
Я смог лишь промычать:
– М-м-м.
– Конечно, абсолютно бесплатно! Даром!
– Ну…
– Вместе с супругой!
Ко мне вернулась членораздельная речь:
– Я не женат.
– Какие ваши годы! Еще успеете обзавестись семьей, – зачастил Семен, – представляете радость невесты, когда вы скажете ей: «Милая, после долгих лет счастья мы упокоимся вместе на лучшем кладбище России!»
Я издал смешок и тут же закамуфлировал его кашлем. Да уж, новобрачная определенно придет в бешеный восторг.
– Понимаю, сразу трудно определиться, – говорил тем временем Глаголев, – это дело не простое: лежать под памятником придется вечно. Надо учесть все нюансы. Думаю, вы их не знаете. Когда-нибудь покупали участок на погосте?
Я выдохнул.
– Нет. Моего отца кремировали, а пепел он завещал развеять над рекой. Не хотел, как он говорил, спать вечным сном под пластмассовой вазой с двумя пожухлыми гвоздиками.
– Поверьте, пресловутые гвоздики, которые советские люди использовали в любой церемонии по причине отсутствия в стране выбора цветов, нынче ушли в прошлое. Теперь нам доступны любые цветы, – заявил Семен. – Разрешите пригласить вас на ужин? Там и обсудим варианты ваших похорон. Поверьте, я с радостью и восторгом исполню все. Приглашаю вас сегодня в ресторан «Харон». В какое время вам удобно пообедать?
– Давайте в районе двух часов дня, – предложил я.
– Прекрасно, – возликовал Глаголев, – сейчас пришлю адрес.
Завершив беседу, я умылся и вышел в столовую.
– Что-то случилось? – забеспокоился Борис. – У вас такое лицо…
– Скажите, Боря, вы приготовили себе место на кладбище? – осведомился я.
Помощник, который в этот момент нес мне чашку, расплескал кофе.
– Нет. А что, надо? Я считаю себя еще не готовым сойти в могилу.
Я рассказал секретарю о разговоре с Семеном.
– У кого что есть, то и предлагает, – заметил Борис, когда я замолчал, – торгуй Глаголев сапожным кремом, он мог вам вагон гуталина пригнать. Между прочим, кусок земли на Новодевичьем стоит как хороший особняк. Выбирайте его.
– И вы туда же, – поморщился я. – Считаете меня дряхлым старцем?
– Конечно, нет, – возразил помощник, – но ведь и молодые умирают. Никто не знает, что с ним через час случится.
– День прекрасно начался с размышлений о неизбежной гибели бренного тела, – улыбнулся я, – однако аппетит я от этого не потерял. Оцените название ресторана! «Харон»!
– Харон, – повторил Борис, – в древнегреческой мифологии перевозчик душ умерших через реку Стикс в подземное царство мертвых, ни при каких обстоятельствах не перевозит души из Аида назад, в мир живых. Я бы не хотел лакомиться в этом заведении салатом.
Я принялся за омлет.
– Делать нечего, придется посетить сие подземелье, но сначала я поеду к Майорову.
– Он вас ждет через два часа в своем офисе, – напомнил Борис.
– Иннокентий Валерьянович зарядился? – вспомнил я про робота.
– Огонек на груди пожелтел, – отрапортовал помощник. – Скоро аккумулятор окончательно заполнится.
Глава 25
– Что это вдруг про Макса и Генку вспомнили? – удивился Павел. – Хотите кофе?
– С удовольствием, – соврал я. – Сейчас занимаюсь одним расследованием, в процессе которого всплыло имя Задирайкина.
– Да ну? – воскликнул Майоров. – Думал, что про них давно все позабыли. «Де-Монт» не существует. Кому нужно старые кости ворошить?
Я взял из рук Павла чашку.
– Иногда приходится заниматься такими делами. Сразу скажу: у меня нет желания опорочить память ваших друзей.
Бывший диспетчер скорчил гримасу.
– С Генкой и Максом мы жили в одном доме, типа барак, кухня общая, стены картонные. Но в закадычных дружбанах не состояли. Вне работы почти не общались.
– Читал вашу беседу со страховым комиссаром, – сказал я, – сложилось впечатление, что у вас были хорошие отношения с погибшими.
– Именно так, – согласился Павел, – я считаю, что на службе необходимо найти общий язык со всеми, кто находится рядом. Свои эмоции засунь в одно место и веди себя с каждым членом коллектива вежливо. Вы не ходите вокруг да около, прямо спрашивайте!
– Извините, если вам мои слова покажутся некорректными, – начал я.
Майоров сделал быстрый жест рукой.
– Прекратите миндальничать, не девчонка перед вами, чтобы губы дуть. Времени на разговоры мало. Предлагаю провести беседу в стиле: вопрос – ответ. Без сю-сю, приседаний и расшаркиваний. Это во всех смыслах лучше.
– Отлично, – обрадовался я, – внимательно изучив ваши показания страховщику, я пришел к выводу, что Геннадий и Максим занимались каким-то бизнесом.
– Бизнесом! – засмеялся Майоров. – Сейчас вот я мебелью торгую, это бизнес. А этим двум мелким дуракам вечно денег не хватало.
– Что они перевозили? – уточнил я.
Павел молчал, я продолжил:
– В свое время вы правду страховому комиссару не сообщили.
– Ну… да, – без особой охоты подтвердил собеседник.
– Почему?
– Доносы – не мое хобби.
– Ясно.
– И то, как парни башли нарывали, никакого отношения к падению самолета не имело. Все пилоты и бортпроводники застрахованы, если я наболтаю чего, ребят признают виноватыми, они ни копейки не получат, – разгорячился Павел, – владелец «Де-Монт» – паразит! Экономил на всем, очень хотел, чтобы экипаж признали виновным, типа человеческий фактор, ошибка пилотов. В реальности самолет в таком состоянии находился, что о всех пассажирах молиться стоило, когда он на рулежку выезжал. Я все время хотел анонимно в соцсетях предупредить: «На самолеты «Де-Монт» садятся камикадзе». Но трусил, вдруг вычислят, кто автор, и турнут со службы с волчьим билетом. Правдорубов никто не любит. Че так смотрите? Да! Я конформист. Не открыл пасть перед страховой компанией, боялся, что вдовам денег не дадут.
