Площадка с двумя дверями, обе открыты, кровавый след тянется в ту, что слева от меня.
— Витя, внимательней! Уши береги!
Понимаю, что маразм, но рисковать еще страшнее. Вытаскиваю из подсумка «светозвук», выдергиваю чеку и, подскочив сбоку к двери, забрасываю гранату в комнату, сам резко подав назад. Грохнуло, садануло по ушам, запах горелого пробился даже через трупную вонь, но больше ничего не произошло. Показав Витьку на дверь напротив, заглянул туда, куда гранату закатил.
Мать его.
Тут и не выдержал, едва успел поднять наволочку с лица, чтобы в нее не выбросить все, «что в душе накопилось». Подался назад, стараясь еще самому себе на ботинки не попасть и при этом понимая, что хуже им уже не будет.
То, что в комнате устроил себе или берлогу, или просто столовую мутант, сомнений не вызывало. Это нам тут вонь смертная, а ему, наверное, самый аромат. Весь дальний угол был завален обглоданными костями, переломанными, разгрызенными, перемешанными с клочьями гниющего мяса, в котором уже копошились желтоватые черви. В куче были головы, человеческие головы, раздавленные или расколотые страшным ударом, обгрызенные затем до черепа… и что самое жуткое — на стенах были отпечатки рук. Вполне человеческие по виду: кто-то, измарав их в гниющей крови и плоти, хватался за серенькие офисные стенки.
Все, насмотрелся, наблевался, убедился, что опасности в этой комнате нет. А Витек в эту сторону и не смотрит старательно: заглянул в ту комнатку, что напротив, а теперь лестницу обозревает…
Подхватив перевернутый офисный стул, со всей дури метнул его в окно, выбив стекло. Оно с мелодичным звоном посыпалось вниз, на улицу, а я перебежал в кабинет напротив и повторил этот маневр. Воздух, пусть сюда хоть какой-то воздух идет взамен концентрированной вони, которую скоро можно будет, как холодец, ножом резать. Гнилой такой студень — вроде того, что на полу.
Не знаю почему, но появилась уверенность в том, что сверху на нас никто не нападет. Может быть, я просто достаточно изучил мертвяков, чтобы понять, что даже самый умный и хитрый «супер» на нас бы уже кинулся. Но это не значит, что проверять не надо, — нам как раз один пролет лестницы остался до рабочего помещения диспетчерской.
25 июня, понедельник, утро. Дельфзийль, Фрисландия, северо-восток Нидерландов
Спасибо тому человеку, что сделал рабочую комнату диспетчерской в виде полукруглого застекленного балкона. Предварительно пострелял по стеклам, после чего получилось достаточно легко их повышибать металлической вешалкой, и теперь концентрация вони заметно снизилась. Другое дело, что рассидеться здесь не получилось. Витек бегло оглядел приборы, сказал, что с виду все просто, но нужно электричество. И мы, подхватившись, бросились к судну.
Пока бежали, я для себя отметил, что мертвяков прибавляется. Пока еще немного, но идут, все как давеча возле нефтебазы было. Если это дело пустить на самотек, то будут проблемы обязательно. «Суперов» не заметил, но еще, как говорится, не вечер, они на глаза не лезут и себя не рекламируют. Это мне в них, к слову, меньше всего и нравится — подлые создания.
На судне от нас шарахнулись, подошедшая близко Мелкая даже заверещала, замахав руками.
— Вы откуда такие? — выкатив глаза, спросил побледневший Дима.
— Из морга, блин, — ответил я. — Следи во все глаза, мы в трюм.
А палубу-то за нами мыть придется: гниль с ботинок осталась. А что поделаешь, если обратно по лестнице нам пришлось бежать по все тому же «студню», да и еще потопать по нему придется…
Канистру, а если точнее — большой пластиковый бак на колесиках, вмешавший в себя двадцать галлонов, то есть семьдесят пять литров солярки, волокли Витя с Димой. Диму я погнал с судна чуть ли не пинками — он взялся было спорить, а спорить было некогда, потому что мертвяки прибывали, и даже к этому броску пришлось готовиться, то есть стрелять их прямо с борта «Мариетты». Пока возились в трюме, поднимая тяжелый бак на палубу, их тут уже возле самого борта с пяток скопиться успело.
Пулемет скрепя сердце бросил на судне: нет возможности с ним нормально бегать и по зданиям шустрить. Не пришли к нам мутанты, так, может, и не придут уже, а он только против них хорош, а в остальном — тяжел и неудобен, поворотистость мою собственную снижает очень сильно. Вместо него опять М-16 с оптикой прихватил — местность расчищать.
Витя с Димой пыхтели, матерились, тяжелый и неудобный бак наезжал им на пятки, заставляя спотыкаться на ровном месте. Я же с баком не помогал — просто бежал рядом, крутя башкой во все стороны. И не зря: едва добрались до угла диспетчерской, как на нас из кустов бросился удивительно резвый мертвяк с перекошенной, чем-то буквально изрезанной харей. Я едва среагировать успел, с перепугу расстреляв в него чуть ли не половину магазина из «хеклера». Прыти в нем было с избытком — хорошо, что вообще попал, не пришлось вступать врукопашную.
Дима с Витей бакс перепугу бросили, пришлось даже напоминать им, зачем они здесь.
Потом бегали за вторым баком, на всякий случай. Ворота приоткрыли вручную, затолкнули внутрь танки, и дальше Витя взялся за заправку, а я погнал Диму обратно на судно, в безопасность, сам крутясь волчком у угла здания и стараясь одновременно прикрыть все направления.
А дальше был первый успех: генератор запустился «с полтычка», по полукруглому пульту управления шлюзами и мостами пробежала цепочка огоньков, включились экраны, на которые шла картинка с камер слежения.
— Ну что, попробуем? — спросил умотанный Витя, взявшись за перекидной рычаг управления шлюзом.
Я пробежал взглядом по приборам и решил, что ошибиться тут трудно: кроме надписей, больших и написанных на двух языках, были еще и пиктограммы, а на экране светилась схема управления и шлюзами, и мостами.
— Давай.
Витя сдвинул рычаг с места. Сначала показалось, что ничего не произошло, но потом замигала красная лампочка, и створки ворот довольно быстро двинулись навстречу друг другу.
Рычаги шли подряд. Второй открыл спуск воды, и «Мариетта» прямо на глазах начала опускаться. Немного, метра на полтора, не больше, но все же на уровень моря. Пусть долго, пусть минут тридцать времени ушло, но опустилась. В рации были слышны радостные крики Паши, даже Дима приплясывал у поднятого трапа и тряс над головой ружьем.
— Так, вторые ворота, — сказал Витя и сдвинул следующий рычаг.
Опять замигал огонек, ворота раскрылись, а затем… а затем наступило Настоящее Разочарование. Пролет моста — единственное препятствие, перекрывавшее «Мариетте» выход в акваторию порта, — подниматься отказался. Заныл какой-то зуммер, замигала еще лампочка, а Витя сказал:
— Абзац. Приехали.
— И что теперь? — спросил я его, и без того прекрасно зная, «что теперь».
— Чинить… проверять, не знаю! — с уклоном в истерику выкрикнул он. — Вон туда нам!
