– Сэм, что там за забор? – спросил я у нашего провожатого.
Ключевым в этом вопросе как раз и было слово «забор» – тихая надежда найти огороженную территорию, где можно на какое-то время остановиться. Хотя бы поговорить минут десять, решить, что же делать дальше.
– А я… не помню, если честно, я в эту часть города обычно не заезжал,– сказал тот и добавил: – Сейчас увидим.
Справа, не доезжая до забора, мелькнул одноэтажный большой дом красного кирпича, выстроенный в стиле гольфового клаб-хауса, и я заметил на нем вывеску «Муниципальный аэропорт Ла-Порта».
Проскочили дальше, свернули на дорожку, ведущую в просторное плоское поле, вдоль того самого забора, который я разглядел издалека. Затем были ворота, проехав в которые я закричал в рацию: «Стой!»
Выскочив из машины, я сдвинул решетчатые створки, после чего прихватил их друг к другу несколькими мотками нейлонового шнура. И обрезал лишнее. Нам надо здесь закрыться, и не только чтобы поговорить. У меня в глубине души вяло и медленно, словно пьяный в луже, заворочалось некое предчувствие. А потом появилась мысль.
На аэродроме мертвяков почти не было, мы встретили всего лишь двоих. Это место и раньше не было оживленным, так что мертвецы, руководствующиеся, судя по всему, остатками каких-то воспоминаний, сюда не рвались, продолжая крутиться в жилых кварталах.
Аэродром был простеньким, рассчитанным на частные небольшие самолеты, которые все больше стояли под открытым небом. Их было не так чтобы много, но всем от урагана досталось по полной. Я застонал в отчаянии, когда увидел пару десятков самолетов, отогнанных ветром аж на траву и сбившихся в кучу. Столько добра, и за одну ночь все превращено в хлам, самый обычный хлам.
В дальнем от нас конце летного поля возвышались три ангара, возле которых виднелись самолеты, и я понял, что это и есть моя последняя надежда. Не объясняя никому и ничего, я прибавил газу и направил фургон туда прямо по взлетной полосе.
Мастерские. Заправка. Гараж с грузовиком-заправщиком. Между ними поврежденные ураганом самолеты, с большинства свисают обрывки якорных тросов – не выдержали, сорвало, некоторые даже перевернуло. Еще ангар с закрытыми воротами, с которыми пришлось повозиться, вскрыть удалось только тросом, привязав его к фаркопу. Сэм и Дрика наблюдали за мной молча и вроде даже с сочувствием, а я и сам не мог объяснить, почему я так привязался именно к этому ангару. Может, потому что именно он по размерам больше всего подходил для хранения самолетов?
За воротами было то, что заставило меня обмереть в тихом восторге – новенькая, сверкающая свежей краской «Сессна Скайлэйн». Среди всего этого бардака уцелевшая, сохраненная, великолепная. Небольшой и даже не слишком изящный самолет, высокоплан с прямым крылом и с неубирающимся шасси в обтекателях, для меня он был прекрасен сейчас, как вся компания райских гурий для шахида, взорвавшего себя в автобусе, набитом раввинами.
Боясь поверить своим глазам, я подошел к самолету, потянул ручку двери. Открылась. Взяла – и открылась, будто все взаправду, а не снится мне. В салоне пахло свежей кожей от сидений, все было свежим, не захватанным руками. Два штурвала, два сейчас черных экрана гарминовской навигационной системы. Благодать. И даже ключ с зелененьким брелоком вставлен в замок зажигания, вроде как «милости просим». Я почему-то выдернул его и затолкал в кармашек для документов разгрузки. Вроде как присвоил.
– Ты что задумал? – спросил до сих пор молча стоявший в воротах Сэм.
– Мы полетим,– сказал я, обернувшись к нему и улыбнувшись до ушей.– Мы полетим, если здесь есть топливо. А я думаю, что на одну заправку мы его точно найдем.
– И куда мы на нем долетим? – с сомнением спросил Сэм.– Это же игрушка, а не «Джамбо Джет», на нем хоть до Луизианы можно дотянуть?
– Насколько я помню, а я помню точно, этот самолет может пролететь полторы тысячи с нами всеми на борту,– сказал я и добавил, перехватив недоуменный взгляд Сэма: – Километров – не миль, разумеется. Но это тоже много, хватит примерно до Чикаго.
– А что нам делать в Чикаго? – спросила Дрика.
– Искать бензин на следующую заправку,– сказал я.– И тогда мы долетим в Канаду, на самый ее северо-восток.
– А потом?
– А потом будет Гренландия, где наверняка никаких зомби. А потом – Шотландия.
– А ты сумеешь? – спросила Дрика.
– Сумею,– кивнул я решительно, хотя в душе все же немного сомневался – налет у меня был не так чтобы большой, скорей, очень даже умеренный.
– Я бы предпочла лодку,– сказала девушка, немного подумав.
– Я тоже,– сказал Сэм.– Но редкая лодка из Техаса доберется до Европы: надо обходить Флориду и вообще делать большой крюк. Да и до Флориды не близко. А вот из Майами вполне можно было бы плыть.
Я кивнул, соглашаясь с его аргументами, и ответил:
– Мы можем укрыться в ангаре, поговорить и отдохнуть. И все обсудим. И примем решение. Соседний отсек пустой, наши две машины влезут туда легко. И закроемся изнутри.
16 апреля, понедельник, день. Морганз Пойнт, округ Харрис, Техас, США
Сэм и Дрика валялись на матрасах, расстеленных на полу, и вяло завтракали. А я сидел в кабине самолета, пытаясь разобраться, чем он отличается от того, на каком доводилось летать мне. Выходило, что немногим – разве что размерами, да и то не слишком. «Скайлэйн» был небольшим самолетом, чуть больше восьми метров в длину, с размахом крыльев в десять. Четырехместная кабина с изрядным багажным отсеком за задним рядом сидений. Влезем все, включая кота и собаку. И багаж возьмем, хотя с мотоциклом, как ни обидно, придется расстаться. Это в случае, если мы полетим, а не поедем дальше на машинах.
В баках бензина до половины, но думаю, что с этой проблемой я справлюсь, если цистерны местной заправки пусты, то можно и остатки слить с разбитых и поломанных машин. Не думаю, что кто-то успел слить их до меня: пробитых дыр в местах расположения баков я пока не видел ни одной. В бак должно влезать литров триста, не думаю, что намного больше, для машин такого класса это стандарт. Главное, что я помнил именно про эту модель, так это то, что летает она медленно, зато далеко, старательно экономя горючее. А именно это нам и нужно.
Прикинул, что бы можно было выбросить из самолета, чтобы облегчить его и, может быть, догрузить канистрами с горючим, но ничего не придумал. Нашел, пошарившись, руководство пользователя на эту машину, полистал до главы «Weights», то есть «Вес». Так, самолет может взять почти двести сорок килограммов топлива, и с полной заправкой максимальный полезный груз может быть в двести семьдесят пять кило.
– Дрика! – позвал я из кабины.– Ты сколько весишь?
– Ну…– чуть растерялась она, но все же ответила: – Килограммов пятьдесят, наверное.
– Сэм?
– Сто пятьдесят фунтов примерно.
– Где-то семьдесят,– перевел я для себя.– Ну и я девяносто. Итого двести десять. Сокс?
