Потом Сэм заговорил:
– Заработало! Есть питание! И с насосом все в порядке: лампочки горят.
Сквозь звон в ушах я все же ощутил то ли звук, то ли даже вибрацию генератора у себя под ногами. Слава те господи, первый шаг сделан!
– Слышишь меня? – опять голос Сэма.– Тут схема на стене. Соседний домик – насосная и диспетчерская, оттуда все можно запустить, отсюда – никак. Те три маленьких танка – фильтры. Остальное знаешь.
– Делать-то чего? – малость запутался я.– И фильтры при чем?
– В тот дом перебираться, а фильтры ни при чем, забудь про фильтры. Выходить можно?
– Нет еще, жди!
Пока болтал, вновь двое подбежали. Но я уже опытный – стрельнул обоих, когда они уже стенку поцеловали и замерли в растерянности. Слева? Справа? Чисто! Перезарядился, крикнул:
– Сэм, а может, цистерну нальем, а? И на ней свалим?
– Сожрут!
– А мы налив включим и на нее сверху заберемся, там нас не возьмешь!
Пауза.
– А ведь можно, да, сэр!
Ну вот и реальный план, кажется. Налить машину, угнать, заехать на ней на длинный, плоский, открытый, далеко выдающийся в реку пирс – и к нему же пришвартоваться. И лей сколько хочешь.
Не знаю зачем, выдернул из разгрузки свето-шумовую, метнул как можно дальше, к танку, откуда шел еще один мертвяк, сам с крыши спрыгнул, повиснув на руках: возраст не тот паркурничать, да и несолидно. Граната грохнула, шибанув звонким эхом, мертвец, как подорванный, вдруг побежал куда-то в сторону и исчез за танком. Испугался, что ли?
– Сэм, давай!
Створка ворот распахнулась, оттуда вылетел Сэм – и вместе с ним звук работающих агрегатов.
– Вперед!
Соскочил с крыши – аккуратненько, не по-паркурному: старенький я уже для этого,– бросился за рванувшим, как молодой, Сэмом. Вот она, машина… нет, он к другой – к той, что уже под раздачей. Хорошо, что навес по высоте с запасом: на цистерну сверху забраться можно, есть там пространство свободное. Сейчас, сейчас мы там…
– Внимание, справа! – закричал я, вскидывая автомат: к нам уже бежал персонаж из фильма ужасов – полуразложившийся мертвец с пожарным топором, замахиваясь на бегу.
Я в него так и не попал с перепугу – пропустил мимо, увернувшись. Топор со звоном врезался в асфальт. Добил я его, когда он заново поднимал над облезлой гниющей головой свое оружие. И чуть не проспал следующего мертвеца, выскочившего из-за грузовика, что стоял посреди двора,– хорошо что чуть не прямо под выстрел.
– Прикрывай! – крикнул Сэм, метнувшись к соединительным шлангам.
– Дай наверх забраться! – заорал я в ответ, вцепившись в металлическую лесенку.
Оглянулся и увидел еще зомби – толстую черную тетку, неуклюже бредущую на распухших ногах, прикинул, что не успеет ни ко мне, ни к Сэму до того, как я вскарабкаюсь, и полез наверх. И все же поскользнулся, больно приложившись подбородком о ступеньку и прикусив губу. В рот потекла кровь, я выругался, брызнув ею на белый бок цистерны, полез дальше, в суете вновь цепляясь разгрузкой и чуть опять не падая, попутно ударившись коленом.
Тетка как-то неожиданно быстро оказалась рядом – я даже не понял, когда она успела ускориться,– протянула раздутые руки, на одной из которых плоть была рассечена до самой кости и в разрез выпирало гнилое мясо, но я лягнулся ногой, угодив каблуком ей прямо в лоб и опрокинув на огромную задницу, а сам суетливо взобрался на цистерну. Запыхался до потери дыхания, но не от усталости, а скорее от постоянного страха. Даже не страха – ужаса. У меня кожу на затылке сводило при мысли о том, что мы можем здесь не отбиться и мертвецы порвут нас в клочки.
Встал на колени, опять сплюнул кровью, выругался грязно, застрелил поднимавшуюся на ноги толстуху, всадив ей подряд три пули в голову, и потом уже встал сам.
Сэм тоже не зевал – застрелил бегущего к нам «шустрика», потом свалил какого-то худого и длинного черного, не умершего, но и не встававшего больше с асфальта, а лишь как-то судорожно дергавшегося.
– И осторожно здесь стреляй! – крикнул он мне в довесок, после того как я, забравшись на цистерну, вновь принял проблемы обороны на себя.
А то я совсем дурак – не понимаю, что здесь в половине шлангов не только солярка, но и легко горящий бензин. Пальни не туда – и проблем не оберешься. Только пожара до небес нам здесь и не хватает для полного счастья.
А дальше… дальше я крутился на верху цистерны как босой на сковородке, стреляя во все стороны, меняя магазины, вновь стреляя, ощущая, как черное пластиковое цевье жжет руку уже даже через перчатку. Я не понимал уже, что там делает Сэм, давно закрепивший шланг и теперь крутящий что-то за откинутым желтым щитком возле странно изогнутой серой толстой трубы. Но после того как я свалил уже седьмого мертвеца, он показал мне большой палец и побежал к лесенке.
– Наливается!
Чтобы освободить ему место и заодно сохранить для себя сектор обстрела, я перескочил на крышу кабины грузовика, гулко отозвавшуюся под подошвами ботинок. Не свалиться бы – она то ли от дождя, то ли от утреннего тумана скользкая, как каток. Оглянулся – и чуть не свалился сам: с бампера на капот и оттуда уже ко мне лез здоровенный мужик в когда-то белой рубахе, в черной изорванной жилетке и черных брюках, с всклокоченной кудрявой бородой, со страшными ранами на руках и шее. Я вздохнул, прицелился, выстрелил, попав в середину просвечивающей на затылке лысины. Тот упал, с грохотом скатившись с машины на землю.
Тяжело. Уже тяжело и муторно на душе, уже хочется бежать. Здесь все неправильно: человек не может воевать с ожившими трупами, потому что их не бывает. Человек не должен убивать толстых пожилых негритянок, а толстые пожилые негритянки не должны ходить по улицам в мертвом виде и не должны пытаться меня съесть. Мертвые правоверные евреи не лезут на грузовики, а им за это не стреляют в лысину. Это все не-пра-виль-но. Абсолютно. Это – сумасшествие, это – маразм и бред одновременно.
Еще два мертвяка. Идут сюда, медленно, время пока есть. Выстрелы с лодки: на мостках уже с пяток трупов. И один из этих мертвяков качнулся и упал навзничь. Спасибо, Дрика, только не стреляла бы ты в этом направлении – не ровен час, куда не надо попадешь.
Второй мертвец, вооруженный, кстати, какой-то дубиной, побежал, причем не ко мне, а обратно – прятаться, стрелять я в него не стал. Даже стрелять в них уже тошно стало, все тошно.
Образовалась пауза. Я даже не заметил, что Сэм тоже стрелял, до того момента, пока он не присел на одно колено и не начал открывать лючок цистерны.
– Так, будем смотреть, сколько налилось,– пояснил он, перехватив мой взгляд.
– А сколько всего влезает?
– Написано на борту, что четыре тысячи галлонов.
Я присвистнул с уважением. Это больше пятнадцати тонн… если воды, но как-то слово «кубы» по отношению к солярке мне в голову и не лезет. И «тысячи литров» тоже – так и называю тоннами.
