Он передает мне что-то, не похожее на фонарик.
– Такер, это ручка.
– Нажми на конец. Не сейчас. Он очень яркий.
К счастью, мигающие огни полицейских машин освещают переднюю часть здания, помогая мне определить верное направление.
Мы подбираемся ближе к зданию.
– Мне кто-то пишет, – говорит Грейс. – Но я не могу прочитать, не увеличив на телефоне яркость.
– Дай посмотрю, – говорит Такер. Я не вижу, что он делает, но он возится с телефоном Грейс. Слегка увеличивает яркость. – Все равно не могу прочитать, – шепчет он. Он засовывает телефон под футболку, чтобы скрыть свет. Телефон светится ярче, когда он еще больше увеличивает яркость.
– Кто там? – кричит мужчина. В нашу сторону направляется луч фонаря.
Грейс хватает Такера и тянет от меня. Свет выхватывает их двоих.
– Что вы там делаете? Оставайтесь на месте, – говорит офицер.
Грейс машет мне рукой, прогоняя.
– Иди!
Я отхожу в тень поближе к деревьям. Чувствую себя ужасно, потому что оставила их там, но больше всего меня волнует Оуэн. Я пробираюсь к каменной лестнице, к которой приводил меня тогда Оуэн. Как только вижу ее, пульс ускоряется.
Я действительно это сделаю?
Ноги трясутся, пока я спускаюсь. Снимаю замок, как показывал Оуэн, но не могу заставить себя открыть дверь. Настоящий тоннель – не такой, как при входе на стадион. Он темный, под землей и заблокированный, в смысле из него нет выхода, пока я не доберусь до другого конца – которого не вижу.
Пульс эхом отдается в ушах. Руки так сильно трясутся, что я едва могу открыть дверь.
У меня получится.
Папу никто не мог спасти, но я могу спасти Оуэна. Не позволю страху меня остановить. Но это не обычный страх. Я имею дело с панической атакой, вызываемой фобией. Вместо того, чтобы представлять себе темный тоннель, в который я вот-вот войду, вспоминаю Оуэна в раздевалке после полуфинала, бледного и хватающего ртом воздух. Прямо сейчас он может находиться где-то там, по другую сторону, в куда худшем состоянии.
Я могу это сделать.
Смотрю на небо и впервые с папиной смерти разговариваю с ним. С небом, темнотой, раем и созвездиями – со всеми местами, где может свободно витать его дух.
– Помоги мне, папа, – шепчу я. – Пожалуйста.
Прикасаюсь к жетонам на шее. Мама права.
Он все еще с нами. Я слышу его голос так ясно, что он как будто стоит передо мной.
Цель, удар, расслабление.
Не помню, сколько мне было, когда он впервые произнес эти слова, но помню, что после того первого дня он еще сотню раз произносил их. Цель, удар, расслабление. Мы всё тренировались и тренировались, передавая друг другу мяч на заднем дворе.
– Нельзя сосредотачиваться на победе или забивании голов, – говорил он. – Ты должна сосредоточиться на каждом ударе. Пас это или удар по воротам, он может стать самым важным, и ты всегда должна об этом помнить. Только тогда победишь.
Я. Могу. Это. Сделать.
Сжимаю жетоны во вспотевшей ладони. Сглатываю, но во рту сухо, как в пустыне.
Цель. Удар. Расслабление.
Сосредоточься на следующем ударе. Вот и все. Я должна сосредоточиться на том, чтобы сделать шаг, потом еще один. И я должна идти, пока не доберусь до конца.
Пересекаю порог, и стены наклоняются. Бетонный пол как будто перемещается, словно иду по веревочной лестнице. Закрываю глаза и для поддержания равновесия вытягиваю руки.
Цель. Удар. Расслабление.
Первый шаг кажется невозможным. Нога слишком тяжелая, и я не могу ее поднять.
Что, если сердце Оуэна остановится, а рядом никого не будет?
Поднимаю ногу и делаю первый шаг. Тело покачивается, пока я не касаюсь земли. Слышу в голове папин голос, снова и снова повторяющий одно и то же, как мантру: Цель. Удар. Расслабление.
Цель. Удар. Расслабление.
Передвигая ногу, анализирую движения. Поднимаю колено, опускаю ногу, затем меняю на другую и повторяю. Колено вверх, ногу вниз, поменять.
Вверх. Вниз. Смена.
Руки так и вытянуты. Я не могу дотянуться до стен, что, вероятно, хорошо. От этого тоннель кажется больше.
Скорее комната, чем тоннель.
Играю с собой в интеллектуальную игру. Колено начинает дрожать, и я закрываю глаза. Слишком сложно смотреть. Я знаю, как далеко прошла, и если оглянусь, больше не смогу увидеть вход.
Вверх. Вниз. Смена. Вверх. Вниз. Смена.
Мантра становится автоматической, и я начинаю считать шаги.
Семь. Десять. Четырнадцать.
Колени дрожат и стучат друг об друга, возникает рвотный позыв. Я глубоко вдыхаю через нос, стараясь успокоить желудок.
Двадцать восемь. Тридцать пять. Сорок один.
Единственный свет исходит от ручки Такера, но глаза все равно закрыты. Пока не начинается грохот. Не просто грохот… шаги. Быстро приближаются.
Возможно, это Оуэн.
Шаги звучат громче, напоминая мне о том, что я все еще в тоннеле.
Откуда они?
Мое сердце бешено бьется, звук становится громче. Луч света отскакивает от стен тоннеля и приближается. Я вижу силуэт, но не больше. Ко мне бегут широкие плечи и мускулистое тело.
Пол как будто до сих пор ходит ходуном под ногами, и снова нападает тошнота. Я прикрываю рот.
Бегущий ко мне не Оуэн. Это Рид.
Глава 42
Потерять веру
МЫ С РИДОМ замечаем друг друга одновременно, и он останавливается.
– Пейтон? Что ты здесь делаешь? – Голос Рида звучит странно, будто я под водой. – Волнуешься за своего нового парня? – выплевывает он слова и кидает к ногам спортивную сумку.
– Он… он в порядке? – с запинкой произношу я.
Рид держит фонарик между нами, и свет отбрасывает на его лицо зловещее свечение.
– Я не знаю. Этот сучонок не показался.
– Оуэн не здесь?
– Я думал, он с тобой. Но я рад, что ты здесь. Хотел поговорить с тобой наедине.
Я лучше съем гвозди.
Кажется, Рид совсем не понимает, что я его не выношу.
– Если хочешь поговорить, давай сделаем это снаружи.
Начинаю разворачиваться, но Рид блокирует путь.
– Нет, мы должны поговорить сейчас, пока одни. Мне кажется, это часть проблемы. Между нами произошло недоразумение, и вмешались другие люди. Тогда все вышло из-под контроля.
