Оуэн рассматривает потертые доски.
– С папой все изменилось. Он изменился.
Придвигаюсь к Оуэну и касаюсь его руки.
– Что ты имеешь в иду?
– Мой папа был кикбоксером. И начал тренировать меня, как только я научился ходить. Мама говорит, у меня был врожденный талант, поэтому папа продолжал меня тренировать – каждый день, кроме Дня благодарения и Рождества.
– Кажется, это перебор.
Не хочу судить, но Оуэну как будто это не понравилось.
– Вот его и можно описать таким словом, как перебор. Папа мечтал участвовать в Олимпийских играх или драться в Таиланде, на знаменитом стадионе Лумпхини. Там соревнуются лучшие из лучших. Но не прошел. Поэтому его мечта стала моей.
– Слишком много давления на ребенка.
Оуэн кивает.
– Но я больше ничего не знал. И моего папу было опасно злить.
Он имеет в виду в буквальном смысле?
Вижу это по его глазам.
– Он тебя обижал? – Переплетаю пальцы с пальцами Оуэна, и он сжимает мою руку. Затем осторожно тянет наши руки к своей груди, и я придвигаюсь ближе.
– Да. Но не так сильно, как маму.
Мир вокруг меня замирает, и я с секунду не могу дышать.
– Он ее обижал? – спрашиваю почти шепотом.
Оуэн прижимает к груди наши переплетенные руки.
– Он все время шпынял мою маму. Иногда бил. Я пытался его остановить, но он был сильнее и лучше дрался. Поэтому в двенадцать я начал заниматься джиу-джитсу. В Блэкуотер популярны только боевые искусства, потому что хорошо подготавливают к единоборствам. Я не мог одержать победу над папой в кикбоксинге, поэтому изменил правила игры. В девятом классе присоединился к команде по смешанным боевым искусствам. Должен был сделать что-то, чтобы защитить маму.
Оуэн отводит взгляд. Ему сложно об этом говорить.
– Через год случился приступ. Когда врачи поставили диагноз, папа пришел в ярость. Он не хотел «дефектного» сына. Именно так он сказал маме сразу после того, как швырнул ее через комнату.
– О господи!
– Тогда я впервые попытался противостоять ему. Но проиграл, и его задержали. – Он глубоко вдыхает. – Меня некому было тренировать. В Блэкуотер не так уж много инструкторов по боевым искусствам. Но я работал стажером у Каттер и знал о ее прошлом в боевых искусствах и опыте Лазаруса в тренировке боксеров.
Каттер сначала не хотела мной заниматься. Уже злилась, потому что я сказал, что не хочу довести стажировку до конца. Мне кажется, ее уговорил Лазарус. Она согласилась меня тренировать, и я начал соревноваться в MMA. Я понял, что мое тело все еще могло делать то, чего я от него хотел.
– Но ты сказал, что бои увеличивают вероятность приступа.
– Конечно, если я буду неосторожен. А прошлым вечером так и произошло. Стоило перед боем воспользоваться ингалятором. Не знаю, о чем я думал. Но это все не значит, что я не могу драться.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? В смысле, почему мне?
– Ну, мне пришлось рассказать тебе про астму.
Он робко улыбается.
– Это точно.
Выдыхаю, оказывается, я все это время даже не дышала.
Оуэн передвигается, так что теперь его колени обхватывают мои.
– Но я рад, что рассказал и остальное.
– И я тоже. – Я сглатываю. – Но прошлым вечером… это не может повториться.
– Приступ астмы? Согласен, – говорит он, притворяясь серьезным.
– Ты знаешь, о чем я говорю.
– Ты имеешь в виду, когда мы поцеловались.
Он заглядывает мне в глаза и целует меня.
– Я ни с кем не хочу встречаться, – выпаливаю я.
– Я знаю, ты что-то почувствовала, когда я тебя поцеловал. И с тех пор я сам ни о чем не мог думать. Просто скажи, почему не хочешь дать шанс. Больше я ничего не прошу.
Я хочу назвать ему причину, но не могу сказать правду.
Он склоняет голову, чтобы снова посмотреть мне в глаза.
– О чем ты думаешь?
Что я слишком далеко зашла и увязла по уши. Что тоже не могу перестать о тебе думать и меня это чертовски пугает. И я очень хочу, чтобы ты снова меня поцеловал.
Но ничего из этого не могу сказать. Опускаю взгляд и позволяю волосам скрыть мое лицо.
– Поговори со мной, Пейтон.
– Не могу, – отвечаю шепотом.
Молчание слишком затягивается, и Оуэн придвигается ближе.
– Что, если я начну первым?
Выглядываю из-за волос.
– Хорошо.
Он догадывается о моей уловке с волосами и перекидывает длинные пряди через плечо. Его пальцы касаются моей шеи, и по моему телу проносится волна тепла.
– Мне кажется, тебя кто-то обидел, и теперь ты боишься, что это повторится.
Говорить об этом сложнее, чем я ожидала.
– Мои последние отношения плохо закончились. – Стараюсь не думать о том вечере. – Все сложно. У нас были общие друзья, которые заняли его сторону.
– Мне жаль.
Оуэн прикасается к моей ноге и проводит рукой от колена к лодыжке и обратно.
– Я не хочу об этом говорить, – тихо произношу я. – Просто хочу сосредоточиться на том, чтобы вылечить колено. И я здесь ненадолго. Нет смысла с кем-то встречаться.
Мы оба понимаем, что я имею в виду его.
– Почему? Потому что вернешься домой? Осенью ты все равно пойдешь в университет.
– Просто не могу.
– Но ты что-то почувствовала. Верно?
Я не могу врать. Сердце так сильно колотится, что он, наверное, его слышит.
– Что ты хочешь от меня услышать?
Отворачиваюсь и наблюдаю, как снаружи на ветках шелестят листья.
Он прижимает пальцы к моей спине.
– Хочу, чтобы ты призналась, что чувствовала в тот момент, когда я тебя поцеловал. Мне нужно знать, что я это не вообразил.
– Да, я тоже что-то почувствовала, но это не имеет значения. То, что есть между нами, недопустимо. Поэтому я стараюсь не думать об этом, а ты все только усложняешь.
Рука Оуэна скользит по моей щеке, и он нежно разворачивает мое лицо к себе.
– Мне кажется, я ничего не могу поделать со своими чувствами к тебе. Я тоже ни с кем не хотел связываться. Как только окончу школу, тут же отправлюсь бэкпеккером в Европу и Азию. – Он мешкает. – Но мне с этим не справиться. Каждый раз, как смотрю на тебя, могу думать лишь о том, что обнимаю и целую тебя. Заставляю улыбаться.
Мне требуется секунда, чтобы прийти в себя.
