Всё это сопровождалось дежурной белозубой улыбкой — выразительной, но не искренней.
— Спасибо, — сказал я, тоже улыбнувшись, и прошёл за стойку.
Ладно, регистрация регистрацией, но расслабляться рано. Точнее, даже вообще нельзя расслабляться, вовсе. Эта самая регистрация не значит ровным счётом ни-че-го. Вообще. Успокоюсь тогда, когда самолёт не только оторвётся от взлётной полосы, но и наберёт высоту, причём не этот самолёт, а тот, другой, который будет после пересадки в Атланте. А окончательно успокоюсь дома, с женой, детьми и котами, за крепко запертой дверью.
На контроле безопасности у меня чуть ли не каждый шов на одежде прощупали, хотя, если честно, я не думаю, что сегодня следует опасаться террористов. Скорее каждый хочет долететь до места без приключений — хуже нет, чем застрять в чужом городе, а то и в чужой стране в период глобальной катастрофы. А меня вот угораздило, провались оно совсем.
Огляделся. Пиво. Хочу пива. Мне надо расслабиться, а то я опять начинаю заводить сам себя. Это от беспомощности — ни черта от меня теперь не зависит. Всю жизнь зависело, всегда пытался делать что-то сам, а вот теперь вынужден ждать божьей милости. И милости этой надо сразу очень много, да чтобы ещё выдавали порциями, прикидывая на количество пересадок и продолжительность полёта. Ох, ё-моё, провались оно…
Позвонить? И что сказать? Для Маши фраза «прошёл регистрацию» подразумевает, что я уже вылетел, а на самом деле я понятия не имею, летит кто-нибудь и куда-нибудь? Не было же сегодня двух рейсов, верно? И где гарантия, что наш рейс состоится?
За стеклянной стеной, выходящей на аэродром, раздавался рёв моторов. От полосы оторвался пузатый военный транспортник и начал медленно набирать высоту. А не перебросят случайно местных «маринз» куда-нибудь в места поважнее? Хотя… кого отсюда перебрасывать? Лётчиков? А что английские «харриеры», которыми вооружён корпус, против американских зомби? Или гобблеров, как их успели здесь прозвать? Проглотов, по-нашему. А ничего. А «маринз», которые именно пехотинцы, то есть предназначены для стрельбы из своих винтовок во врага, здесь и роты не наберётся, насколько я слышал. Охрана аэродрома. Кстати, а что делает морская пехота посреди пустыни, в сотнях километров от ближайшего моря? Или они уже пустынная пехота?
Кстати, о пиве. В зале ожидания работало нечто вроде кафе самообслуживания. Я подобрал с полки красный пластиковый поднос и с ним в руках лениво пошёл вдоль холодильников с едой. Но аппетита не было и есть не хотелось даже для того, чтобы скоротать время. Передо мной шёл высокий худой негр лет сорока, в очках в массивной пластиковой оправе и с маленькой кудрявой бородкой с пробивающейся в ней сединой. Внешне он напоминал мне какого-то киношного проповедника, но я не мог вспомнить, из какого фильма. Я обратил внимание на его запястье, обмотанное бинтом, поверх которого была натянута эластичная сетка. С изнанки бинт был слегка запачкан кровью, так что рана должна быть немалой.
Негр довольно неуверенно действовал левой рукой, заметно морщился от боли и поэтому, когда ставил себе на поднос пластиковую тарелку с большим ломтем пиццы «пеперони», чуть не столкнул стеклянную бутылку апельсинового сока, которую я успел подхватить. Он повернулся ко мне, широко улыбнулся, сказал:
— Спасибо. А то с моей неловкостью я здесь всё разобью.
— Что-то случилось? — дружелюбно спросил я, кивнув на его повязку, при этом внутренне становясь всё менее дружелюбным.
Не нравилась мне эта повязка в такой вот период развития истории человечества, что как раз сейчас и протекал. Мало ли что у него там, под повязкой?
— Собака укусила, — вновь улыбнулся негр-«проповедник». — Меня никогда не кусали собаки. От меня даже бродячие собаки никогда не убегали. А тут укусила.
— Ваша собака?
— Нет, — покачал он головой. — Какая-то девочка шла по улице со своей умершей собачкой на руках и плакала. Я хотел её успокоить, но собака вдруг очнулась и укусила сначала меня, а потом несколько раз девочку. А затем убежала.
— А что с девочкой?
Я открыл бутылку холодного пива, поставил её на поднос и накрыл прозрачным пластиковым стаканом.
— Девочку увезла «скорая», пришлось вызвать. Мне они быстро наложили швы и сделали перевязку, потому что я тороплюсь, а девочку забрали. У неё были множественные укусы, собака успела несколько раз вцепиться ей в руки и лицо.
Мы вместе подошли к кассе, за которой сидела настолько дородная тётка с усами, что её бока вываливались из кабинки, а голые волосатые руки напоминали свиные окорока. Она быстро обсчитала содержимое наших подносов, а затем мы присели за один из длинных столов в полупустом зале.
— Вы не из Юмы? — спросил я.
— Нет, я из Атланты, — опять улыбнулся негр. — Мне ещё долго добираться. А вы куда летите?
— Ещё дальше. В Москву. Но через Атланту.
— Да, вам не позавидуешь, — покачал он головой. — Вокруг такое творится, что я не уверен, что даже к себе в Джорджию сумею попасть.
В его речи был заметен акцент уроженца американского Юга. Точнее, даже негритянский южный акцент. Что это такое, объяснить сложно — надо раз услышать.
— На регистрации сказали, что рейс ожидается по расписанию.
Я говорил с ним, а сам лихорадочно пытался сообразить — что означает его рассказ? То, что происходит с людьми, может произойти и с животными? А если такая зомби-собака, собака-гобблер, собака-проглот, или как там их именуют, укусит человека, что с ним будет? Сидящий передо мной здоровым не выглядит, если честно. Я вообще не знаю, как он выглядит обычно, может быть, у него почки пять лет как отказали и порок сердца врождённый, но не нравится мне его испарина на лбу, которую он поминутно промакивает белым носовым платком, не нравятся слегка дрожащие руки и неуверенные движения. Уж не собирается ли он… того?..
Негр продолжал что-то рассказывать, скупо жестикулируя, я даже почти впопад говорил «да» или «нет», а самого упорно гвоздила одна мысль: что я буду делать, если он превратится в этого самого проглота в самолёте? Рейс-то у нас один и тот же, до самой Атланты. Обречены друг другу, можно сказать, скованы одной цепью в виде билетов.
И что делать? Бросить всё и бежать? Заманить его в туалет, пообещав пакетик леденцов, и прокатить на шарабане, и там задушить, спрятав тело в кабинке? Нажаловаться на него в полицию и попросить, чтобы они его немедленно застрелили, причём так, чтобы я видел? Чтобы мне потом не волноваться. А если собачий укус на человека не действует? Тогда почему у него вид такой квёлый? Кстати, я так и не понял, как негры бледнеют, но цвет кожи у него и вправду какой-то странный, почти серый.
А если он всё же превратится, как я с ним буду справляться? А что будет, если он сам кусаться начнёт? И это в самолёте, где теснота и сидят чуть ли не на коленях друг у друга? Твою бога душу мать… сообрази тут.
Затем он извинился и ушёл в туалет, а я задумался вообще глубже некуда. На одну мысль он меня натолкнул. А сколько вообще может быть вокруг людей, укушенных даже людьми, но не обратившихся к ближайшему полицейскому на предмет, чтобы ему стрельнули в голову? И которых не увезла «скорая». Сказали же мне, что чем сильнее покусан, тем быстрее умирает и быстрее возвращается. А сколько гуляет с такими ранами, которые, по большому счёту, и внимания-то не заслуживают при иных обстоятельствах? Куснули человека, но он глянул и счёл, что это ерунда. Прополоскал марганцовкой снаружи, спиртом изнутри, пластырь налепил да гулять пошёл. И что будет?
