Пока мистер Маркс обращался в Совет, Ричардс и остальные пираты открыто гуляли по улицам на виду у всех жителей, кои горели крайним негодованием, почитая их разбойниками и убийцами, повинными в их, горожан, несчастьях и притеснениях, но не осмеливались на что-либо большее, нежели думать об осуществлении своей мести, из боязни навлечь на себя еще большие бедствия, и потому они вынуждены были дать злодеям уйти безнаказанными. Правительство недолго обдумывало послание, хотя оно было наибольшим из оскорблений, какое только можно было им нанести; однако ради сохранения жизни стольких людей (и среди них мистера Сэмуэля Рэгга, одного из членов Совета
[63]) они уступили необходимости и послали на борт аптечный ящик, ценою от трех до четырех сотен фунтов, и пираты невредимыми вернулись на свои корабли.
Черная Борода (ибо так обычно называли Тича, как вы увидите далее), лишь только получил лекарства и тех негодяев, своих собратьев по ремеслу, отпустил корабли и пленников, прежде взяв с них золотом и серебром около 1 500 фунтов стерлингов, не считая провизии и прочего.
От мели Чарлзтауна они направились к Северной Каролине; капитан Тич – на корабле, который они называли военным, капитан Ричардс и капитан Хэндс – на шлюпах, кои они именовали приватирами, и еще один шлюп, служивший им вспомогательным судном. Тич начинал уже подумывать о том, чтобы распустить команду, придержав деньги и лучшее из имущества для себя и нескольких своих сотоварищей, с коими был особенно дружен, и обмануть остальных. Посему под видом того, что заходит в бухту Топсель, чтобы почиститься, он посадил на мель свой корабль, а после того, будто бы непредумышленно и по случайности, приказал шлюпу Хэндса прийти на помощь и снять его, и тот, пытаясь это сделать, посадил шлюп на отмель рядом со вторым, и так потеряны были оба. Когда сие случилось, Тич взошел на вспомогательный шлюп с сорока матросами и оставил там «Месть»; затем взял семнадцать других и высадил их на песчаном островке, приблизительно в лиге от материка, где не было ни птицы, ни зверя, ни растения, дабы прокормиться, и где они погибли бы, если бы через два дня майор Боннет не снял их.
Тич, а с ним около двух десятков его людей, явился к губернатору Северной Каролины и сдался по указу Его Величества, и все они получили о том свидетельства от его превосходительства; но оказалось, что принятие ими той милости проистекало не из исправления их нравов, а лишь того ради, чтобы дождаться благоприятной возможности и начать ту же игру с начала; что он вскоре после того и проделал, с большею безопасностью для себя и с гораздо лучшими шансами на успех, ибо к тому моменту добился весьма хорошего взаимопонимания с Чарлзом Иденом, эсквайром, вышеупомянутым губернатором.
Первою услугой, каковую сей добрый губернатор оказал Черной Бороде, было утверждение его в правах на судно, которое он захватил, пиратствуя на большом корабле под названием «Месть королевы Анны»; с тою целью в Бастауне созван был суд Вице-Адмиралтейства; и хотя Тич никогда в жизни не имел никакой лицензии
[64], и шлюп принадлежал английским купцам и захвачен был в мирное время, все же оный шлюп объявлен был призом, взятым у испанцев означенным Тичем. Сие судебное разбирательство показало, что губернаторы всего лишь люди.
Прежде, чем поплыть навстречу приключениям, он женился на юном создании лет шестнадцати от роду, а обряд бракосочетания проводил губернатор. Как здесь принято, чтобы сочетал браком священник, так там принято, чтобы сие делал мировой судья; и так Тич, как мне сообщили, получил четырнадцатую жену, при том, что из всех его жен около дюжины, видимо, были еще живы. Поведение его в этом отношении было просто невероятным, ибо, пока его шлюп стоял в бухте Окрекок, он сходил на берег на плантации, где жила его жена, и, проведя с нею всю ночь, после имел обыкновение приглашать пятерых или шестерых своих неотесанных сотоварищей на берег и заставлял ее отдаваться им всем, одному за другим, у себя на глазах.
В июне 1718 года он вышел в очередной поход и взял курс на Бермуды; он встретил на своем пути два или три английских судна, но ограбил их только на провизию и иные припасы, необходимые ему для текущих нужд; но возле вышеупомянутого острова он столкнулся с двумя французскими кораблями, один из которых гружен был сахаром и какао, а другой – порожний, направлявшимися на Мартинику; корабль, на коем не было груза, он отпустил, посадив на него всех матросов с груженого корабля, другой же корабль вместе с грузом привел домой в Северную Каролину, где губернатор с пиратами поделили награбленное.
Когда Тич прибыл туда со своим призом, он и еще четверо из его команды пошли к его превосходительству и заявили под присягою, что нашли французский корабль в море, и на борту его не оказалось ни души; и затем созван был суд, и на корабль наложили арест. Губернатор в качестве своей доли получил шестьдесят хогсхедов
[65] сахару, а некий мистер Найт, бывший его секретарем, и сборщик налогов провинции – двадцать, остальное же поделено было между пиратами.
Дело, однако, тем не закончилось: оставался корабль, и в реку
[66] мог войти кто-нибудь, кому тот корабль мог быть известен, и таким образом раскрыть мошенничество; но Тич придумал средство сие предотвратить, ибо под тем предлогом, что корабль дал течь и может затонуть и тем самым закрыть вход в бухту, или затон, где он стоял, он, Тич, обзавелся приказом губернатора вывести корабль в реку и поджечь, что и было соответственно проделано, и корабль сгорел до поверхности воды, а днище его затонуло, и вместе с ним опасения, что оный корабль когда-нибудь всплывет на судебном разбирательстве, дабы свидетельствовать против них.
Капитан Тич, или Черная Борода, провел на реке три или четыре месяца, иногда становясь на якорь в затонах, другой раз плавая от одной бухты к другой, продавая награбленное встреченным шлюпам, и часто оделял их подарками за взятые у них припасы и продовольствие; таковое бывало, когда ему случалось быть в настроении давать подарки; в иные же времена он вел себя дерзко и брал все, что хотел, не говоря «с вашего позволения», хорошо зная, что они не осмелятся прислать ему счет. Он часто развлекался с плантаторами, сходя на берег, где кутил день и ночь. Плантаторы хорошо его принимали, но из приязни или из страха, сказать не могу; иногда он обходился с ними достаточно учтиво и преподносил в подарок ром и сахар, в возмещение того, что у них взял; но что касается вольностей, кои (как говорят) он и его спутники частенько позволяли себе в отношении жен и дочерей сих плантаторов, я не могу взять на себя смелость сказать, платил ли он им ad valorem
[67] или нет. Порою он вел себя с ними как лорд и господин и облагал некоторых из них налогом; и более того, он дошел до того, что уже задирал губернатора, и как я мог выяснить, не потому, что у них была хотя бы малая причина для ссоры, но, казалось, он делал сие лишь для того, чтобы показать, что осмеливается сие делать.
